Компаньоны - Роберт Энтони Сальваторе Страница 41

Но что? И как?

В конце концов, это был Периколо Тополино, Дедушка ассасинов.

Этой ночью Реджис слонялся по улицам, используя устрицы, чтобы подкупить шатающихся вокруг хафлингов, и довольно скоро очутился на улочке возле дома Периколо — Морада Тополино, как его называли, — красивого, скромных размеров сооружения с большими балконами и ограждениями, украшенными балясинами ручной работы. Дом был трехэтажный, но с учетом роста хафлингов это примерно соответствовало двухэтажному человеческому. Посредине крыши в качестве четвертого этажа была обустроена комната на манер «вдовьей дорожки», поскольку оттуда открывался вид на подножие холма, на бескрайнее Море Падающих Звезд — для тех, кто отчаянно вглядывался, не возвращаются ли корабли, — неизменное скорбное напоминание тем, чьи мужья никогда не вернутся.

Он обошел дом и вышел на главную улицу, к воротам, которые были заперты. Он поискал какой-нибудь звонок, рожок или трещотку, но ничего не нашел. Реджис подумал, не перелезть ли через ограду, но покачал головой, вспомнив, кто был владельцем дома.

Он разглядывал здание и размышлял, не покричать ли. Уже поздно, но это не важно. В конце концов, ему-то какое дело?

В этот момент он заметил в одном из окон движение и увидел, как очаровательная фигурка молодой девушкихафлинга, в лучшем случае полуодетая, проплыла за ним. Этот образ ошеломил его, хотя сквозь кружевные занавеси незнакомка казалась скорее призраком, миражем, фантазией.

Она задула в комнате свечу, и наступила темнота, рассеявшая магию.

— Дедушка, — саркастически хмыкнул маленький ныряльщик, тряхнув головой и размышляя, что делать дальше. Он хотел было перебросить мешок с устрицами через ворота, но сам себя остановил, и это было разумно, поскольку устрицы наверняка пропали бы, пролежи они тут до утра, или, скорее всего, их подобрал бы енот или еще какой-нибудь ночной падальщик. Вздохнув, Реджис понял, что придется-таки отдать их Шасте.

— Дедушка, — повторил он и принялся придумывать план.

***

На протяжении десяти дней Реджис отдавал свою сумку Шасте Меховой Ноге, поскольку отец был слишком пьян, чтобы иметь с ним дело. Беспробудно пьян.

Эйвербрин таял на глазах. Реджис умолял Шасту, чтобы она перестала снабжать отца выпивкой, но она только отмахнулась:

— Я не мамка для моих клиентов, верно?

— Он помрет, и что вы тогда будете делать?

— Да то же, что и теперь, — огрызнулась она. — Разве что смогу сдать освободившуюся комнату, лишней не будет.

Ее бессердечность больно задела хафлинга и заставила перенестись мыслями в Калимпорт, на много десятилетий назад. Он уже видел такие отношения среди бедняков этого южного города — и людей, и хафлингов, — которых знал как вполне неплохих. Все дело было в нищете. Слишком неимущие, они не могли предложить другим ничего, даже сочувствия. А были и богатые горожане, паши Калимпорта, восхваляемые за их благотворительность, хотя на самом деле золото, столь милосердно раздаваемое ими, по их собственным меркам не значило для них ничего. А бедная женщина могла без всякой шумихи взять в дом осиротевшего ребенка, хотя ей это уж точно обходилось намного дороже.

Но — ура-ура! — все должны восторгаться этими филантропами!

— Я перестану приносить устриц, — сердито объявил он Шасте.

— Тогда будешь объясняться с Дедушкой Периколо.

— Наверное, надо бы.

Шаста смерила его взглядом из-за барной стойки, ее улыбка сделалась насмешливой.

Реджис поймал себя на том, что в горле у него застрял комок.

— Парень, ты живешь сейчас лучше, чем когда-либо, — напомнила Шаста. — Во всяком случае, не в халупе, и еды у тебя вдосталь. Ты любишь свое дело, и это занятие приносит тебе теперь больше денег, чем прежде.

— Вы видели Эйвербрина? — спросил Реджис. — Я имею в виду, не просто, чтобы передать ему эти бутылки с виски? Разве он ест?

— Ест.

— А потом его рвет этим по всей вашей комнате!

Впервые Реджис уловил на лице Шасты намек на симпатию. Она подалась вперед, жестом велела ему придвинуться ближе и очень тихо сказала:

— Это не мое дело, малыш. У твоего отца есть собственный ум, он сам выбрал свой путь, и никто не вправе его отговаривать. Никто — даже ты. Будь же умницей и подумай о себе. Эйвербрин уже давно покатился под горку, еще до твоего рождения. Я столько такого насмотрелась — не сосчитать. Ты можешь сколько угодно причитать над ним, но с пути к могиле его не собьешь.

— Так перестаньте давать ему спиртное, — взмолился Реджис.

— Он все равно его добудет, если не у меня, так на улице. Или ты собираешься уговорить всех трактирщиков Дельфантла? А как насчет дружков, которых он найдет на улице, пойдет с ними в заведение вроде моего, и они купят для него бутылку?

— Если у него не будет монет, не будет и бутылок, — возразил Реджис.

— Опять ведешь к тому, чтобы отказаться от работы?

— Да, если так нужно, — ответил Реджис. Он шмыгнул носом, отвернулся и двинулся прочь.

Сильная рука Шасты легла на его плечо, женщина развернула его лицом к себе, грубо притянув к барной стойке.

— А теперь послушай меня хорошенько, Паук, — сказала она. — И лишь потому, что ты мне нравишься, я говорю тебе это. — Она умолкла и оглянулась по сторонам, словно желая убедиться, что никто не сможет подслушать их, и это, без сомнения, добавило весомости ее словам, когда она заговорила снова: — Ты не понимаешь, кто такой Дедушка Периколо, так я тебе объясню. Не вставай у него на дороге. Никогда, иначе ты заплатишь за это так, что даже представить себе не можешь.

Реджис с любопытством взглянул на нее.

— Я видел вас с ним, — ответил он. — Сплошные улыбки и добродушная болтовня.

— Ага, и я намерена сделать все, чтобы так было и впредь. И тебе тоже советую, для твоего же блага — и блага твоего отца.

— Моему отцу нельзя продолжать в том же духе!

— Тогда ему придет конец куда быстрее, да и тебе тоже, — предупредила Шаста. — Ты теперь работаешь на Периколо. А если ты работаешь на Периколо, то работаешь на него всегда. До конца своих дней. Заруби это на носу, пока не наделал каких-нибудь глупостей.

Реджис хмуро смотрел на нее, но ответить ему было нечего. Она, несомненно, полагала, что он новичок в таких делах,