Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – виконт Страница 41

Зингерлефт вытаращил глаза.

– Это что еще за деревенщина?

– Та, – ответил я, – что отправит тебя в ад.

Что я делаю, мелькнула мысль. Ведь это же прогресс, когда сильный подминает слабого, когда выживают более приспособленные. Слабые выпалываются, а я, дурак, все это понимая, вдруг ни с того ни с сего становлюсь на дороге прогресса… загораживая ему дорогу?

– Назовите свое имя, – потребовал Зингерлефт высокомерно.

– Ричард Длинные Руки, – назвался я. – Берусь доказать, что этот человек не смеет так обращаться с женщиной.

Из толпы кто-то воскликнул пораженно:

– Да ты хоть знаешь, кто это?

– Труп, – ответил я. – Это труп, если не откажется от своих обвинений.

Другой голос сказал предостерегающе:

– Парень, это же сам Зингерлефт фон Браун де Хельге…

Я отмахнулся.

– Скажи тому, кто будет писать табличку над его могилой. Я не забиваю голову именами трупов, оставленных на моем пути. Иначе измельтешатся всякие там мальчики кровавые и удавленные дездемоны… Итак, сэр враль, у вас еще есть шанс взять свои слова взад и сохранить шкуру! Все-таки достойнее, когда ее дырявят на турнире.

Зингерлефт вдруг заколебался, это видно по тому, как оглянулся по сторонам. Но толпа подбадривала, он всхрапнул и, крепче стиснув рукоять меча, шагнул в круг.

– Я заставлю тебя глотать землю!

Толпа радостно взревела. Я указал на нее мечом, не отрывая от него взгляда.

– Будем драться ради этого плебса?.. Им же плевать на обоих, им важнее унюхать драку, услышать лязг мечей, увидеть кровь, вывалившиеся кишки!

Толпа раздраженно загудела. Зингерлефт подбоченился, сказал зло:

– А для чего мужчины, как не для битв и славной гибели?..

В толпе подбадривающе заорали. Зингерлефт улыбнулся, гордо выпрямился. Я сказал еще злее:

– Мы ж не рабы-гладиаторы, что бьются на потеху публики!.. Смотри, мы дворяне, а деремся в угоду самой тупой черни! До чего дожили?..

В толпе заорали, заулюлюкали, рыцарь если и мог бы одуматься, но волна всенародной воли заставила его вскинуть меч и попереть на меня, закрывшись щитом и красиво размахивая мечом.

– Трус!

– Тебе бы лучше извиниться, – сказал я громко, – признать, что спьяну оболгал невинную женщину, выплатить штраф и провести ночь в покаянии!.. Это лучше и достойнее, чем валяться изрубленным куском мяса.

Глава 16

Он грязно выругался и пошел на меня, закрывшись щитом и размахивая мечом. Я ждал неподвижно, да не узнает по моим движениям мои особенности, потом начал отступать, пусть размахивает. Рыцарский меч – не шпага или рапира, он предназначен для раскалывания стальных панцирей, потому в первую очередь тяжел, как два колуна, которыми расщепляют узловатые поленья.

Зингерлефт в самом деле скоро начал выдыхаться, прежде чем сообразил, что я всего лишь подставляю щит, да и то сбрасываю его меч по косой, так что едва не проваливается за своими богатырскими ударами. Лишь выработанное годами чутье не давало ему улететь вслед за падающим в пустоту тяжелым мечом, но когда сообразил, что я дерусь в какой-то незнакомой манере, меч его поднимался уже с трудом, щит почти опустил, я слышал из-под забрала хриплое дыхание.

– Признайте, сэр, – сказал я громко, – что оболгали благородную леди, и на этом покончим.

Он выругался, вдруг ринулся на меня с такой яростью, что я попятился, едва успевая подставлять щит под тяжелые удары, сам озлился, высмотрел щель в защите и, держа меч, как копье, всадил острие под край стальной кирасы. Зингерлефт вздрогнул, я поспешно выдернул меч и отступил, надеясь, что рана неглубокая.

Зингерлефт покачнулся и рухнул лицом вниз, не выпуская из рук меча и щита. В толпе кто-то радостно вскрикнул, несколько человек зааплодировали, судья взглянул на двух рыцарей-южан, что словно оцепенели. Я оперся на меч, с него стекает вязкая темная кровь, грудь ходит ходуном, сам не заметил, как разогрелся, пот стекает по лицу. Издали послышались крики, брань, топот копыт. Толпа нехотя раздалась. К месту схватки торопливо пробираются на конях пятеро рыцарей, я сразу узнал во главе отряда герцога Готфрида Валленштейна Брабантского.

Он бросил быстрый взгляд на распростертого Зингерлефта, соскочил на землю. По его кивку один из рыцарей оставил коня и подбежал к неподвижному телу, а герцог поднял безжалостный взор на меня. Во взгляде я прочел скорую и жестокую смерть. Он протянул ко мне руку, губы шевельнулись, готовые выплюнуть короткое злое слово, обрекающее меня на гибель, однако судья собрался с духом и заговорил громким властным голосом:

– Да видят все, что Господь явил нам Свою волю и покарал неправого в справедливом Божьем Суде!.. Да посмеет ли кто противиться воле Божьей?

Герцог пожирал меня взглядом, на скулах вздулись тугие рифленые желваки. Губы шевелятся, я чувствовал, что подбирает слова, такие люди так просто не отступают даже перед Божьим гневом. К тому же они с Юга, где церквей, по слухам, вообще не существует. Однако в толпе снова заорали, приветствуя меня, прославляя, подбадривая, поощряя, все это в надежде, что совсем одурею и брошусь на конных с окровавленным мечом, вот будет потеха…

Я ответил ему прямым взглядом и покрепче сжал рукоять меча. Он все понял, глаза сузились, но прежде, чем успел сказать роковое слово, судья ухватил его за плечо.

– Герцог, не говорите ни слова!

Голос его был неожиданно жестким. Герцог стряхнул его руку. Спросил, не отрывая от меня испепеляющего взгляда:

– Почему?

– Оглянитесь! – крикнул судья. – Вы что, хотите, чтобы вас сейчас смяли, как траву? Посмотрите на людей.

Герцог медленно повел взглядом по сторонам. Люди подпрыгивали, орали, улюлюкали, но многие подняли с земли тяжелые булыжники, еще больше мужчин взялись за луки. Да будь сраженный мною хоть императором, но Божий Суд оправдал леди Сесиль и дал победу мне. Ежели герцог южан воспротивится Божьему Решению, то он – от дьявола. Его можно и нужно тут же убить по праву борьбы с нечистью, то есть немедленно.

Судья сказал настойчивее:

– Главная заповедь рыцарей – защищать невинных! Особенно когда касается женщин. Ваш рыцарь… преступил законы рыцарства. Очень далеко преступил. Не пытайтесь его защищать!

В голосе судьи прозвучала угроза и недвусмысленное предостережение. Герцог всхрапнул, как боевой конь. Налитые кровью глаза испепеляли меня, он взглядом пообещал самые жестокие муки, прежде чем убьет. Я молча приподнял меч и дал посмотреть на стекающие с острого лезвия густые капли крови его рыцаря.

Белоголовый рыцарь, что склонился над сраженным маркграфом, поднял голову.

– Ваша светлость!.. Он дышит. Может быть, попытаемся отвезти его в гостиницу? Там наш Зигель любого поднимет на ноги…