Анна Клименко - Сказочник Страница 41

Шеверт быстро отер ладонь о штаны: так долго ждал этого часа, а вот поди ж ты – руки вспотели, и лоб весь в каплях пота... Быстро оглянулся – Андоли стояла чуть сзади и во все глаза таращилась на спящую Царицу. Кажется, у элеаны задрожали губы, словно собиралась плакать. А вот Дар-Теен глядел на спящую Царицу с явным интересом – но тут и впрямь было на что посмотреть! Юное гибкое тело, в каждой линии – грация и сила одновременно... И косы, чудесные косы, в руку толщиной каждая, цвета меди – такое редко встретишь под небесами!

Шеверт моргнул.

Что это? Царица уже кажется тебе красивой? Но это же чары серкт, иначе не назовешь...

Он неслышно извлек из ножен меч и шагнул к ложу правительницы. Теперь – скорее, скорее, пока злые чары Териклес, если таковые существуют, не оплели сознание...

У Царицы было неповторимое, совершенное лицо. Чистая кожа, черные брови вразлет, пушистые ресницы, маленький и аккуратный носик, чуть приоткрытые губы.

«Разве может столь совершенное создание сеять горе?» – вдруг подумал Шеверт, – «Наверняка во всем виноваты жрецы... Это они ее заставили, точно они!»

Он впился зубами в нижнюю губу и прокусил ее. По подбородку потекла кровь, но боль отрезвила: Шеверт глубоко вздохнул, еще раз оглянулся на ийлура – тот, похоже, совсем раскис... Но для убийства довольно и одного меча.

Сказочник задержал занесенный клинок – а затем резко опустил его вниз. Вонзая в ничем не защищенную грудь Царицы.

Она успела вскрикнуть, коротко и мучительно. В широко распахнутых черных глазах молнией полыхнула боль, рот открылся – по золотистой щеке потекла черная, густая кровь. Шеверт попятился. Мысли метались под стенками черепа, словно пустившиеся в пляску безумцы – а он все смотрел, смотрел... На тонкие пальцы, судорожно сжавшие белый шелк, на плавный изгиб шеи...

– Ходу! Шеверт, уходим, живо! – голос Андоли неестественно громыхнул, и Шеверт ощутил, как острые ногти элеаны впились в предплечье.

… Но так и не двинулся с места.

Тело Царицы стремительно таяло во мраке опочивальни, растворяясь в темноте как мед в горячей воде. Остались только темные пятна на белых простынях и небольшие углубления там, где она лежала.

– Что... это?.. – кэльчу неожиданно охрип.

– Бежим, бежим, Шеверт! – пискнула Андоли. Она продолжала тянуть его за руку к зеркалу – но вдруг замерла, и испуганно бросилась к Шеверту.

– Всевеликий Фэнтар!..

Сказочник не увидел – услышал, как северянин рванул из ножен верный меч. А Териклес, убитая царица Териклес, медленно шла в глубине четырех бронзовых зеркал. Шла из зазеркалья – в спальню, к своим убийцам, в белых одеждах, с черной диадемой в рыжих волосах. Еще миг – и четыре совершенно одинаковых Териклес грациозно вылились из зеркал, как будто и не бронза это была, а стоячая вода… Четыре Царицы закружились по комнате, сливаясь воедино...

«Да что же это, Отец?» – успел подумать Шеверт, пятясь назад, к ийлуру.

В то время как Андоли, маленькая бескрылая элеана, наоборот рванулась вперед.

– Андоли!!!

«Тебе придется ее убить, Шеверт», – вспомнил кэльчу.

Покровители! Неужели… Неужели элеана все знала, но как ни в чем не бывало шла убивать Царицу?

«Убить предателя… » – мысль эта вспорола сознание, причиняя боль.

И Шеверт схватился за нож – но, конечно же, было поздно.

Девушка распласталась перед Царицей, приникла головой к маленьким ступням повелительницы серкт.

– Ты помнишь меня? Ты помнишь, как я хорошо служила тебе, божественная? Так яви свою милость!

Глава 6. Мятеж, о котором молчат хронисты

… Буквы неизвестного алфавита плавали над головой, образуя все новые и новые комбинации. Высеченные из льда, они вращались вокруг собственной оси, переворачивались, поблескивая в бледно-голубом свете. Нашептывая звуки и сплетая их в непонятные слова, подобно тому, как искусный ткач создает неповторимый – но никому не понятный узор.

Это была бессмыслица. Ловушка для простаков, загадка, которую можно было разгадывать до бесконечности.

«Нужен ключ. Ключ, чтобы расшифровать. Ключ… »

Виски пронзили первые безжалостные стрелы мигрени. Отчего бы? Если правильно выйти из состояния медитации, никаких болевых ощущений быть не должно.

… Хофру открыл глаза и, не пытаясь таить раздражение, уставился на мальчишку-послушника, который – вот ведь наглец! – осмелился прикоснуться к плечу жреца, пребывающего в познании.

– Что тебе? – язык, словно сухая деревяшка, царапал нёбо.

Юнец, посвященный вечному служению Селкирет, сложил руки на груди. Ладонь к ладони, в соответствии с принятым этикетом, и низко поклонился.

– Жрец Хофру Нечирет, Второй Говорящий прислал меня за тобой. Я приношу глубочайшие извинения за то, что прервал твою медитацию.

Преодолевая внезапное головокружение, Хофру поднялся с расстеленной циновки, бросил осторожный взгляд в зеркало – «Опять твои штучки, да?» – и с готовностью кивнул.

– Веди.

Пока впереди семенил послушник, он все смотрел ему в спину, худенькую, с выпирающими крылышками лопаток. Завязанный на затылке короткий хвостик смешно подпрыгивал в такт шагам. Всевеликая мать, а ведь и сам недавно был таким же щупленьким мальчишкой, и также боялся старших жрецов. Недавно?.. Как бы не так. Двадцать лет пролетело, словно один день…

«И у меня… у меня было будущее», – подумал мрачно серкт, – «а у этого юнца… будущего нет, как нет его и у всех нас. Сломать золотую цепочку жизни оказалось слишком просто».

Но что могло понадобиться Второму Говорящему от скромного жреца Хофру?

Этот серкт по сравнению с вышестоящим – и ныне почившим Говорящим-с-Царицей – был самым настоящим растяпой. С сердцем мягким, как глина на гончарном круге, и с головой, набитой сплетнями словно сундук матроны нарядами. За глаза его прозвали Тестом, и надо сказать, имечко это как нельзя лучше подходило Второму Говорящему, светлокожему, с полным и рыхлым телом. А еще шептались жрецы о том, что все зло этого мира сошлось в первом Говорящем, а на второго уже не хватило.

… Но Тесто, принимая у себя Хофру, оказался не в духе. Проходя вперед между нарядным пуфиком и кушеткой, он молча ткнул пальцем в сторону последней. Хофру присел, а сам Говорящий шумно добрался до кресла и с трудом втиснулся в его деревянные объятия.

Несколько минут ничего не происходило: Хофру молчал, желая сперва услышать причину столь важной встречи, а Тесто  склонял голову то к одному плечу, то к другому, и его щеки смешно переваливалсь из стороны в сторону, как будто и правда состояли из подошедшего теста.

– Скажи-ка, брат Хофру, – наконец начал жрец, – тебе известны причины, по которым сама Царица возжелала видеть тебя на месте нового Говорящего?