Елизавета Абаринова-Кожухова - Надежда Страница 41

Ну и, ясное дело, по такому случаю Дормидонт задал завтрак, стоящий хорошего обеда.

Видя впереди долгие дни скучного одиночества, Дормидонт старался наговориться впрок. И, конечно же, расспрашивал гостей о вчерашних «кладоискательских» успехах.

Для Дубова подобные расспросы были словно нож вострый. Не будем судить, хорошо это или нет, но Василий совершенно не умел врать. Поэтому повествование о том, что происходило в заброшенном домике, он предоставил Серапионычу, а сам больше слушал, уткнувшись носом в тарелку. Разумеется, это не значило, что доктор имел склонность ко лжи — просто он был прекрасным рассказчиком и не почитал за большой грех иногда ради красного словца слегка приукрасить действительность.

Но сегодня доктор превзошел самого себя, чему, несомненно, отчасти содействовало и содержимое скляночки, которое он не забывал подливать себе в чай. Впрочем, при всем красноречии Серапионыч умудрился ничего не сказать по существу. И дело было не только в Петровиче, который вполне мог подслушивать за дверьми, но и в том, что Дубов и его друзья решили не посвящать в тайны тайника даже Дормидонта.

— И вот разверзлись хляби небесные, и соскользнул покров, и пали стены неприступные, — азартно вещал Серапионыч, размахивая вилкой с нацепленным на нее соленым рыжиком, — и открылась нам тайна неведомая, доселе неслыханная!..

— Погоди ты, эскулап, — с трудом вклинился Дормидонт во вдохновенный монолог Серапионыча. — Скажи лучше, нашли вы там хоть чего, или нет?

Доктор чуть смешался — с горних высей его «приземляли» на грешную землю. На помощь Серапионычу пришла Надя:

— Государь, вы оказались на редкость проницательны: там и вправду была бутыль вина. И знаете, двести лет выдержки пошли ему на пользу — вкус просто бесподобный!.. Ведь правда же? — неожиданно обратилась она к своим спутникам.

Дубов лишь что-то буркнул и слегка покраснел, а Васятка легко согласился, что да, вкус у вина — лучше не бывает. Видимо, Васятка при этом рассуждал так: Вот ежели бы там оказалось вино скисшее, а он подтвердил бы, что вкусное, то это было бы вранье. А раз вина вообще не было, то и вранья тоже как бы и не было.

— Да-да, такого винца я еще в жизни не пивал, — радостно подхватил Владлен Серапионыч, дабы отвлечь внимание Дормидонта от смущения Василия Николаевича. — Мы даже хотели принести вам, но вспомнили, что вы не употребляете, и оставили, где нашли. И решили, что когда в следующий раз окажемся в ваших краях, то непременно допьем!

— Ловлю на слове, — усмехнулся царь.

— Впрочем, кое-что мы там нашли и кроме винца, — скромно заметила Чаликова. — Хотя, конечно, это далеко не то, что мы надеялись отыскать.

— Ну-ка, ну-ка, — подался вперед Дормидонт.

Надежда подняла худосочный мешок, лежавший возле ее стула, и высыпала прямо на стол содержимое — те несколько украшений, которые были в «кузнечном» сундуке с иконами.

(Поразмыслив, друзья решили именно их выдать за все, что им удалось найти. Это, по мнению Чаликовой, должно было бы отвадить власти от новых поисков, которые непременно бы начались, если бы Дубов и его товарищи сказали, что ничего не нашли. А так вроде бы и клад был найден, ну а что сокровищ так мало — не их вина. Местом же отыскания клада, по предложению Серапионыча, решили объявить берег озера, где после Анны Сергеевны и Каширского осталась глубокая и широкая яма).

Вооружившись дареной лупой, Дормидонт стал внимательно разглядывать украшения, однако особого восторга они у царя не вызвали:

— Да тут же, понимаешь, даже и не драгоценности вовсе, а так — пустячки.

— Уж не хотите ли вы, Государь, сказать, что это — ненастоящие драгоценности? — удивился Серапионыч.

Царь взял какое-то колечко с камешком, еще раз внимательно рассмотрел его в лупу и даже попробовал на зуб:

— Что тут скажешь? Золото вроде настоящее, и камень тоже, а сделано как-то наспех, без старания. Нет, конечно, я не бог весть какой знаток, но уж настолько-то разбираюсь.

— А вот это? — Василий протянул Дормидонту золотую брошку, которую он неудачно пытался подарить Настасье.

Однако Дормидонт лишь мельком оглядел брошку:

— Дешевка. Видите, и позолота кое-где сошла, и камешки половина выпали. Да какие там камешки — обычные стекляшки. Удивляюсь, как Степан мог на такое позариться!

— Ну, Степан же не сам грабил Новую Мангазею, — заметил Дубов. — А его воины могли и не разбираться в ювелирных тонкостях. Видят, красивая вещица — и в сумку.

Тут дверь медленно раскрылась, и в трапезной появился Петрович. Что-то в его облике показалось Чаликовой не совсем обычным, она только не могла понять, что именно. А если бы Надя пригляделась внимательнее, то заметила бы, что дырявая рубаха на Петровиче не болталась, как обычно, а заправлена в латаные штаны, и даже рваные башмаки были чуть чище, чем обычно. Кроме того, остатки волос теперь не торчали как попало, а были аккуратно зачесаны на плешь.

Перемены в Петровиче стали еще более наглядны, едва он открыл рот.

— Сударыня, — учтиво полупоклонился он в сторону Чаликовой, — и вы, достоуважаемые господа. Наш возница, почтеннейший Чумичка, хотел бы узнать, не изъявите ли вы желание тотчас пожаловать в карету и отправиться в Царь-Город, дабы не злоупотреблять покоем высокочтимого хозяина сего мирного прибежища?

— Право же, побыли бы еще, — неприязненно глянув на Петровича, сказал Дормидонт.

— Позвольте напомнить, сударь, что главная цель нашего пребывания в сием поместье уже достигнута, — еще учтивее продолжал Петрович, покосившись на разбросанные по столу украшения, — и лично я не вижу причин далее здесь задерживаться. Позвольте также милостивейше напомнить, что наш обожаемый правитель, сиречь царь Путята, ожидает нас, снедаемый надеждами на успешное обретение утраченного.

— Хоть завтрак закончить ты нам позволишь? — хмуро спросил царь. — Да ладно уж, садись за стол, съешь чего-нибудь, чего зря стоять.

— О нет, я не считаю себя вправе сидеть наравне со столь высокопоставленными особами, — отказался было Петрович, но почувствовав, что во второй раз его вряд ли пригласят, почел за лучшее согласиться: — Однако, ежели вы так настаиваете, то я, конечно же, присоединюсь к трапезе и откушаю что-либо от ваших невиданных щедрот!

С этими словами он присел на краешек стула и с помощью большой ложки переложил из блюда к себе на тарелку совсем немного (!) какого-то овощного кушанья, после чего стал медленно его есть, помогая себе вилкой и кусочком хлеба (!!), а от вина отказался вовсе (!!!), ограничившись кружкой кваса, да и то неполной.