Линн Абби - Медный гамбит Страница 41

Потом он начал трястись.

Он никак не мог принять то, что сам сделал. Он мог бы посоревноваться в глупости с этими идиотами из Тира, которые бросили вызов Дракону, ведь то, что он сделал по меньшей мере так же безрассудно, и по ничтожной причине: для этого полудурка Руари, который был молодой шавкой с жилкой жестокости в своем сердце, и не стоил ни единой слезинки или сожаления о себе.

Вернулся Йихан: дружеская рука легла на его сведенные от напряжения плечи, повела его от утихающего, но еще могучего урагана, предложила небольшую фляжку. Он сделал глоток, не думая, так же, как он поднял посох. От крепкого, пахнувшего камфорой ликера на его глазах появились слезы. Когда зрение прояснилось, его рассудок пришел в себя. Он сел на землю, положив на колени посох Руари.

Вдоль всего дерева были свежие выемки, в одной из них застрял кусок хитинового панцыря, а один из концов был обломан. Он провел своими дрожащими пальцами по неровному слому.

— Ты спас его жизнь, темплар-Павек.

Акашия, сзади него, уже не надо было кричать для того, чтобы тебя услышали. Гром утихал, и в сравнении с тем, что было, ветер и дождь были совершенно незначительными.

Павек проборматал что-то неразборчовое, все его внимание была сфокусировано на куске хитина. Он абсолютно не помнил, какое из нападавших на него животных оставило это ему в подарок. Его желтый цвет был нехарактерен для канка. Внутренний край был очень острый. Он мог потерять руку, ногу или голову.

— Твое плечо кровоточит, Павек. Можно я позабочусь о нем?

Акашия встала на колени рядом с ним, и он затрясся, в первый раз обратив внимание на свою рану. Она положила руку ему на лоб. Он даже не дрогнул, когда она сняла с него рубашку, обнажив рану, хотя его ранили достаточно часто и он хорошо знал, что сейчас его ждет достаточно много боли, прежде чем он почувствует себя лучше.

Но прикосновение друида оказалось на удивление мягким и нежным. Оно успокоило его нервы, а потом заморозило рану. Может быть Оелус был прав. Может быть действительно есть что-то в природе той силы, которую Король Хаману даровал своим темпларам, что-то, что вызывает боль. Или, скорее, этим палачам в лечебнице просто все равно, что чувствуют их пациенты.

Любопытство и на этот раз не оставило его. Он внимательно наблюдал каждое движение Акашии, пока открытая, глубокая рана не превратилась в узкий шрам двух спанов в длину. Ему было трудно найти слова благодарности, его язык не привык к ним. Ему удалось пробормотать только несколько слов об уважении и почтении.

— Я должна тебе больше, — уверила его Акашия, вставая на ноги. — Я думаю, что неправильно судила о тебе, Просто-Павек. Без колебаний и мыслей о награде, ты рискнул своей жизнью, чтобы спасти Руари, и это после того как ты дважды поклялся убить его. В тебе есть намного больше, чем желтая одежда. Может быть ты и человек, несмотря ни на что.

Между ними просунулась рука, худая, тонкая, с длинными пальцами. Она схватила посох и вернулась.

— Он темплар, Каши. Самый худший сорт темплара. Он претендует, что он не темплар. Вымой свои руки, после того, как коснулась его.

Восьмая Глава

Огромный кроваво-оранжевый солнечный диск только повился над восточным горизонтом, когда проснувшийся Павек потянулся, разминая мышцы, более свежий, чем может быть измученный человек после полубессонной ночи. Не осталось даже следа Тирского шторма — за исключением подсохшей грязи и темных угловатых силуэтов кес'трекелов, бегающих по равнине в поисках жертв урагана.

Руари сидел рядом с маленьким костром. Его правая нога была вытянута прямо перед ним. Колене распухло до размера дыни сабра и было цвета вчерашнего шторма. В руках он держал горшочек, из которого доносился аромат свежего хлеба, смешанный с запахом острого чая. Живот Павека ответил на это радостным бурчанием, но между ним и мальчишкой стояло слишком много обстоятельств, завтрак подождет, пока мелкий не закончит.

Рядом с ним Йохан надевал упряжь на канка-солдата, а насекомое рылось в куче корма. Кирпичные стены жалкой, лишенной крыши хижины превратились с обломки, повсюду оставались глубокие следы промчавшихся диких животных. То там то здесь в грязи были раскиданы остатки горшков: многие из их запасов воды оказались растоптанными беснующимися зверями.

Теперь у него больше места на спине канка, а у них меньше воды.

Плохая сделка.

Двое из ездовых канков заправлялись рядом. Он оглянулся в поисках третьего канка, и нашел его лежащим в подсыхающей грязи, над его головой склонилась Акашия. Он подошел поближе, чтобы взглянуть.

— Бесполезно, — печально сказала она. Она услышала, как кто-то подошел, но не подняла голову чтобы увидеть, кто это. — Они едва ли сами осознают свою жизнь. Они немедленно теряют всю исцеляющую энергию, которую я могу передать им.

— Должно быть это очень сильно расстаивает, когда ты так сильно пытаешься, а результаты ничтожны.

Разочарование сменилось настороженностью, когда Акашия повернула к нему голову.

— Это просто любопытство. Я не хотел мешать тебе.

Она вздохнула, разгладила перепутанные штормом волосы, и встала к нему лицом с намеком на улыбку на ее губах. — Ты уверен, что ты Просто-Павек, а не Всегда-Любопытный-Павек?

Не найдя что ответить, и не понимая, почему у него нет слов, он покачал головой и отошел. Ее почти-улыбка расширилась в усмешку, потом исчезла. Тень Руари — длинная, узкая, дополненная тенью его длинного, узкого посоха — легла между ними.

— Бесполезно, — повторила Акашия. — Я не могу вылечить это, и он начинает страдать. Поможешь мне?

Если он не ошибался, в ее голосе были и вопрос и необходимость. Павек решил, что он понял, почему она попросила о помощи. Целители темпларов без колебаний убивали как на поле боя, так и потом, среди раненых. Друид, чья сила исходила не от короля-волшебника, должен был чувствовать себя совсем по другому. Руари, правда, имел достаточно жестокости в своем характере, чтобы радоваться тому, что другие могли бы назвать суровым милодердием.

Но Руари отложил свой посох в сторону. и сел рядом с Акашией, тщательно стараясь не нагружать колено. Было видно, что сустав действует, хотя распух и очевидно болел. На какой-то момент Павек даже пожалел несчастного полудурка, чью жизнь он спас, но потом забыл обо всем от изумления.

Сначала они прижали свои ладони к голове канка. Затем Акашия закрыла глаза и затянула печальную песню, без слов. Сложный ритм ее раскачивающегося тела перешел к Руари, который начал странную контрмелодию. Голова Павека наполнилась мыслями о смерти и безнадежной борьбе, но любопытство победило, и он до конца досмотрел заклинание, которым эта пара прекратила страдания канка.