Гарри Тёртлдав - Легион Видесса Страница 42

Но Дости так уютно свернулся у нее на руках. Он захныкал было, но Хелвис успокоила малыша, сперва по привычке, потом — с нежностью.

Малыш. Скавр. Хелвис поглядела на сына, на мужа, тронула свой живот.

— Я с тобой, — сказала она наконец.

Марк ограничился коротким кивком. В это время он засовывал палатку в мешок. Мешок был тесным, он заглатывал тент, как удав кролика. Но самое удивительное — маленький походный сундучок вместился туда тоже. Стол и складной стул придется бросить — нет времени складывать их и привязывать к мулу. Марк взвалил мешок себе на спину. Римляне были сами себе лучшими вьючными мулами.

На лице Хелвис появилось странное выжидательное выражение. Марк нетерпеливо зашагал к воротам, когда ее слова заставили его остановиться.

— Бывает так, дорогой, что ты заставляешь меня вспоминать Хемонда.

— Что?..

Он замер, ошеломленный. Она редко говорила о покойном отце Мальрика. Упоминание о Хемонде причиняло трибуну беспокойство. Когда она по ошибке называла его именем своего первого мужа, Марк становился раздражительным.

— Клянусь Игроком! — Она что-то вспомнила и улыбнулась, ее глаза потеплели. — Когда Хемонд хотел, чтобы я что-то сделала, он смеялся, шутил, подталкивал меня… А ты… Бросаешь кусок прямо на стол, как мясник: лопай или убирайся под лед.

Уши Марка запылали:

— Где же сходство?

— Ты знал Хемонда. Он всегда добивался своего, будь вокруг хоть пожар, хоть потоп. И ты — ты тоже. Вот и сейчас тебе это удалось. — Она вздохнула. — Что ж, я готова…

Легионеры построились в каре. Посередине оставили пустое пространство, предназначенное для раненых солдат и женщин с детьми.

Как и предполагал Марк, намдалени наступали им на пятки. Без кавалерийского прикрытия легионеры ничего не могли с этим поделать. Но пока что Скавр считал себя счастливчиком — островитяне только наблюдали. Судя по веселому шуму голосов, раздающемуся из брошенного лагеря, Дракс позволил своим людям пограбить вволю.

Видессиане — беглецы из разбитой армии — присоединялись к отряду Скавра, по одному, по двое. Некоторые были пешими, другие — конными. Марк позволял им оставаться с отрядом. Иные были неплохими солдатами. Что до конников, то они были вдвойне полезны, хотя бы в качестве разведчиков.

Один из них принес весть о судьбе Зигабена. Намдалени захватили его в плен. Что ж, еще одна плохая новость в череде других. Марк был огорчен, но вовсе не удивлен. Именно это он и ожидал услышать.

— Откуда ты это знаешь? — спросил трибун видессианского солдата.

— Я был там. Видел своими глазами. — Деревенский выговор солдата напомнил Скавру о Фостии Апокавке.

Имперец дерзко уставился на трибуна. Самоуверенный и наглый, как любой столичный житель. И очень не любит вопросы, особенно — обвиняющие.

— Они стащили его с лошади! Лед Скотоса!.. Не будь он ранен, им бы это никогда не удалось. Чума на всех намдалени!..

— Так ты видел, как его захватывали в плен, и ничего не сделал? — угрожающе спросил Зеприн Красный.

Великан-халогай, ветеран императорской гвардии, он до сих пор не избыл позора Марагхи: тогда ему не довелось пасть вместе со своими соотечественниками, защищая Маврикия. В том не было вины Зеприна: император послал его принять командование левым крылом армии. Но халогай все равно не переставал винить себя. Теперь, держа в руке двойной топор, он яростно глядел на усталого видессианского солдата.

— Какой же, проклятье, после этого из тебя воин?

Видессианин нагло ухмыльнулся и сплюнул.

— Живой, вот какой, — парировал он. — И это намного лучше, чем мертвый.

Он в упор поглядел на пыхтящего от злости халогая.

Красное лицо Зеприна побагровело от гнева. Он прорычал что-то на своем языке. Прежде, чем Марк или злосчастный видессианин успели двинуться с места, двойной топор взметнулся молнией и обрушился на голову дезертира. Удар был так силен, что пробил и шлем, и череп, разрубив голову до зубов. Солдат рухнул на землю. Он был мертв еще до того, как топор остановился.

Халогай выдернул оружие из тела.

— Трусливый ублюдок, — прорычал он, вытирая лезвие об одежду убитого. — Солдат, который не защищает своего повелителя, не заслуживает иной участи.

— Мы могли бы узнать от него новости, — напомнил Марк.

Однако на этом дело и закончилось. Если бы дрогнули и побежали легионеры, их могли бы подвергнуть децимации: каждый десятый был бы казнен за трусость. До того как поступить на военную службу, Скавр считал это наказание ужасным, варварским. Теперь же он даже не содрогался, думая об этом. Такая перемена вызвала в его душе стыд. Война, подумал Марк, калечит всех, кто к ней прикасается.

Аранд был широким мутным потоком; один берег от другого отделяли почти двести метров. Мостов через реку имелось достаточно, однако солдаты Дракса установили у каждого сторожевые вышки. Кроме того, переправы охранялись отрядами всадников. Возможно, легионерам удалось бы пробиться к переправам, но это заняло бы немало времени. А как раз времени у Скавра не было.

К счастью, Драксу было за кем охотиться. В противном случае он ни за что не дал бы римлянам трех дней относительной передышки. Барон теперь уподобился псу, вокруг которого разбросано такое количество костей, что он просто теряется — за какую сперва ухватиться. Скавр, в свою очередь, ощущал себя зайцем: ловушки захлопывались вокруг него одна за другой.

Надеясь на чудо, на невозможное, он послал несколько видессиан из своего отряда, чтобы те расспросили крестьян: нет ли поблизости брода. Трибун не без основания полагал, что местные крестьяне будут куда откровеннее со своими соотечественниками, нежели с чужаками, вроде римлян.

Марк едва сдержал крик радости, когда Апокавк привел невысокого, коренастого, на диво ушастого крестьянина, который напрямую спросил, сколько ему заплатят за брод. Еще один жулик, подумалось трибуну. Однако Марк ответил:

— Десять золотых, но только на другом берегу реки.

— Будешь распят, если врешь, — добавил Гай Филипп.

Крестьянин недоуменно почесал голову. Видессиане понятия не имели о распятии. Но угроза в голосе старшего центуриона была ему вполне внятна.

Крестьянин повел легионеров на восток, вдоль Аранда, пока они не ушли так далеко, что их нельзя было увидеть ни с одного моста. Затем остановился, выискивая какую-то ему одному известную примету.

— Здесь, — сказал он наконец, указывая на реку и удовлетворенно кивая.

— Где?

Для Скавра эта полоса воды не отличалась от любой другой.