Елена Первушина - Умри, ведьма! Страница 42

— Мне — нет, — отрезала графиня. — Да и к чему? Пусть говорят сами мертвые.

— Домэнэ, вы уверены, что они смогут? — вежливо поинтересовался Сайнем.

— Я распорядилась оставить телеги с телами у околицы, — отвечала как ни в чем не бывало его противница. — Прикажите, чтобы мертвецов доставили сюда, и они многое смогут рассказать.

— Что ж, пожалуй.

Сайнем пожал плечами (пусть все — и свои, и чужие — видят, что он вежлив с дамой и соправительницей) и отдал приказ одному из своих солдат.

Три телеги, поскрипывая среди полного молчания, въехали на площадку перед колодцем. Графинечка без малейших колебаний откинула прикрывавшую трупы дерюгу. Сайнем поморщился — слишком хладнокровные женщины всегда были ему отвратительны. «Хладнокровная — этим все сказано!»

— Посмотри сюда, сержант! — распорядилась маркграфиня. — Смотрите все! Эти двое погибли от стрел. Вот у этого рана на шее, а здесь — на груди, над сердцем.

«Скар и Эрган», — отметил про себя Сайнем.

Была у этой демонстрации по крайней мере одна хорошая сторона: нынешней ночью ему предстояло писать подробнейшее донесение Армеду, чтобы тот мог послать весть в горы, родичам убитых. А чужанам важны детали — каким оружием да при каких обстоятельствах был убит их незабвенный. И тут хладнокровная графиня хорошо за него потрудилась.

— Но третьего убила не стрела! — вещала меж тем Энвер. — Он лежал в стороне от дороги, в подлеске.

Маркграфиня требовательно взглянула на братца, и тот важно кивнул, подтверждая ее слова.

— Похоже, он поскакал навстречу убийце, — продолжала маркграфиня, — и тот встретил его ударом в живот. Вот, смотри на рану, сержант! Это чужанское копье с топориком, другое лезвие так не бьет. Не Сын Ласточки, нет, рангом пониже, но пары баранов будет стоить.

Сайнем глянул на своих десятников, и те кивнули, подтверждая графинечкины слова.

— Твой человек упал с коня, и тот, кто сидел в засаде, добил его. Смотри, он раскроил ему топором череп. Смотри, сержант!

Изуродованным оказался Брес. Тот самый весельчак, которому даже на донжоне замка мерещились шустрые девицы. Чернявая меж тем гнула свое:

— Твои люди позатоптали все следы, но раны говорят сами за себя: такое могло случиться, только если в засаде сидел один человек. Он убил двоих двумя выстрелами, но в третий раз промахнулся, и ему пришлось драться врукопашную. Будь там банда, твой человек никогда не поскакал бы с дороги в лес. Они набросились бы на него прямо на дороге или еще раз обстреляли бы. Или дали бы уйти, а сами ограбили трупы. А этот никого не грабил. Только вынул свои стрелы и увел лошадей. Но третью стрелу мы нашли! Ту, которая прошла мимо цели. Смотри!

И графинечка, царственным жестом вытащив из рукава стрелу, протянула ее Сайнему. Тот (что поделать!) поднял стрелу повыше и показал дружине. Да, возразить было нечего. Почти нечего. Кленовая, наконечник хорошей ковки, оперенье выкрашено в зеленый цвет. Такую не сделаешь на коленке, сидя на завалинке. Королевская.

Смерды по-прежнему безмолвствовали (хорошо их вышколил старый маркграф!), но чужане загалдели. Как любые воины, они любили рассказы о драках, а графинечка только что угостила их хорошей историей. Однако если истинных людей убивают королевскими стрелами…

Начавший вызревать погром пресекла все та же графинечка следующей фразой:

— Королевские стрелы и чужанский топорик. Здесь не обошлось без грабежа, но в деревнях такого оружия не бывало отродясь.

— Почему же? — ядовито осведомился Сайнем. — Если вы считаете, что не обошлось без грабежа, то почему бы здешней шайке не ограбить сперва королевского гонца, а потом кого-нибудь из истинных людей? Или купить все это на ярмарке в Купели?

— Хорошо, — графинечка не моргнула глазом. — Обыщите каждый дом, и если вы найдете такую стрелу и такой топор, я сама передам хозяев в ваши руки.

— А если не найдем, это докажет, что хозяева сообразили вовремя спрятать оружие в лесу, — парировал Сайнем.

— Может быть, но вот это вы никогда не купите на рынке в Купели, — подал вдруг голос молчаливый братец.

С этими словами он извлек из-за пазухи короткий витой шнур — красная нить вперебой с золотой, а на кончиках — два резных костяных шарика, внутри которых перекатывались, звенели и сверкали сквозь резьбу стеклянные бусины. Завязка на кошелек, дорогая, изысканная вещица, от которой за версту веяло столицей.

— Зацепилась за куст и повисла, — пояснил братец. — В этих краях таких прежде в глаза не видали.

Сайнем отдал стрелу одному из своих и взял в руки шнурок. Десси и Рейнхард приготовились к новому туру препирательств по поводу грабежа, обысков и схронов в лесу, но внезапно случилось то, что всерьез напугало шеламку.

С лица Белого Рыцаря разом пропали напускная важность и высокомерие — он вдруг поскучнел и посерьезнел, и Десси некстати вспомнила, что на языке чужан есть слово «забота», которое обозначает заботу матери о ребенке, дочери о родителях или мужчины об оружии, а есть слово «забота», которым обозначают гнойник на пальце или воспалившийся зуб.

«Что-то он знает, чего я не знаю, — подумала лжеграфиня. — Непорядок».

— Хорошо, — сказал Сайнем. — Сейчас мы похороним мертвых, а потом будем искать убийцу.

Глава 31

Следующим вечером тела трех чужан вместе с бывшими при них вещами сгорели на трех кострах на берегу Павы.

Живые чужане остались не слишком-то довольны — их братьям пришлось отправляться на тот свет пешим ходом, но каждый понимал, что резать сейчас лошадей — безумное расточительство. Поэтому отобрали у павинских ребятишек деревянных коньков и бросили их в огонь. «Заодно и плакальщики бесплатные объявились», — злорадно подумал Сайнем.

Его дружина утешилась, залив горе вином из графских подвалов.

Прошла половина луны… И еще несколько дней. Чужане не то чтобы прижились в замке, но, по крайней мере, осели здесь. Как и было уговорено с Карстеном, в самом замке осталось лишь десять человек, остальных определили на постой по деревням. Доменос Карстен уверял, что в случае необходимости Сайнемовы солдаты вместе с местными вояками мигом соберутся у стен замка, а так и дозоры нести легче, и люди быстрее сработаются. Сайнем счел это разумным. Поначалу он боялся возможных ссор и потасовок, но местные смерды и впрямь оказались народом вышколенным и выдержанным: приграничье все же, как ни крути. Многие из них сносно объяснялись по-дивьи, да и истинные люди не гнушались учить язык таори.

Только лошадей оставили в замке. Чернявая заявила, что конюх у нее отличный и всех обиходит и накормит за милую душу. Конюх, торжественно представленный Сайнему, оказался щуплым вертлявым старичком с глазами совершеннейшего проходимца, но дело свое он и впрямь знал: лошадки отъедались и прямо на глазах наливались красой и статью. Гривы всегда расчесаны, копыта вычищены. Больше того, стоило Сайнему зайти с ревизией на конюшню, как они разом начинали с умильными мордами кланяться и бить копытами, выпрашивая корочку или морковку.