Юлия Остапенко - Русская фэнтези-2008 Страница 42

Кем быть?

Ланка внимательно посмотрела направо, где хоть что-то было видно, а потом на себя. Вместо элегантной голубой скабы и изысканного темно-синего лоохи с узором на ней теперь было приталенное платье, выцветшее и в заплатках. Поверх платья — фартук, основательно замызганный… В основном — золой. И зола же была в совке, удерживаемом правой рукой, в ведре, стоявшем рядом, и на дне камина — перед самым ее носом, поскольку она стояла на четвереньках. Стряхнув золу в ведро и туда же сунув совок, она выползла из камина, распрямилась и еще раз огляделась. Типичная европейская гостиная XVII–XVIII веков. В середине комнаты большой стол, накрытый вышитой скатертью. Вокруг стола — массивные стулья. На стенах три женских портрета, скорее всего мама и дочки. Все трое расфуфыренные и улыбающиеся, но в улыбках сквозит что-то неприятное и злое.

В открытую дверь потянуло запахом кофе, и Ланка невольно шагнула на манящий аромат. Бам-бам! — отозвались ее шаги по натертому до блеска паркетному полу. В удивлении она остановилась и, приподняв подол, посмотрела, что там у нее на ногах. Оказалось: громоздкие деревянные башмаки. «Сабо!» — вспомнила она название этой древней обуви. Пришлось ступать очень осторожно. «Не хватает только привлечь внимание местных жителей до того, как я разберусь, где очутилась!» — испуганно подумала она.

На кухне большая дровяная плита выложена изразцами. На стенных полках горшки, кастрюли и сковородки. На плите кипит какой-то древний кофейник, от которого исходит одуряюще вкусный запах кофе. Ланка решительно вынула из буфета большую голубую чашку и налила себе кофе. Поискала сахар, но нигде его не нашла. «И Куролеты с ним!» — вздохнула она и присела к разделочному столу. Первый же глоток горячей тонизирующей жидкости основательно прочистил ей мозги, и она начала рассуждать.

«То, что я больше не леди Меламори, это очевидно, — сказала она себе. — Ни в одном из романов Макса Фрая та в подобную ситуацию не попадала. И потом, Меламори — аристократка, она в жизни не напялила бы на себя это безобразие, — и Ланка еще раз с отвращением уставилась на рукав своего выцветшего платья. — Значит, изменилась моя персонификация, и более того, это уже не Ехо, потому что в том мире все носят скабы и лоохи. Это же явно земная европейская одежда и обстановка. Что же получается? Я в другом романе? Но так не бывает! На экзамене с начала и до конца ты всегда одна и та же героиня. Но и то появление парня с поленом и мужика с гаечным ключом явно не из историй о сэре Максе. Что же случилось? Он на меня замахнулся. Я ему врезала поленом по голове, а в следующий момент я уже здесь… в камине… О, Ланделема! Неужели — Черновик? — и ее затрясло. — Так кто же я теперь? И как отсюда выбираться?»

Тут вдруг раздался громкий и капризный голос:

— Зо-луш-ка! Иди сюда! Ты мне нужна!

Однажды, вернувшись после официального приёма к себе в королевский кабинет, Его величество король Амбера, еще недавно бывший просто принцем по имени Корвин, отхлебнул глоток вина из кубка, и, сняв корону, основательно надавившую голову, повесил её на вешалку (естественно, корону, а не голову). Изучая важные государственные бумаги, переданные ему премьер-министром, и раздумывая о явно плетущейся интриге, он так углубился в размышления, что перестал обращать внимание на окружающее. Он не отреагировал, ощутив на лице что-то мокрое, а полено, всунутое в руку, просто отодвинул в сторону. Но все-таки поднял взор, хотя и не сразу. Он сразу понял свою ошибку, но было поздно: какой-то старикашка с мерзкой рожей уже опускал на его голову ржавый гаечный ключ, и в следующее мгновение Мигель отрубился. Очнулся он с больной головой и большой шишкой на ней. Кроме того, голова почему-то еще и страшно чесалась. «Это кто же мне так врезал? Кто-то из любимых братьев или агент Хаоса?» — подумал король Амбера, посмотрел по сторонам, но, никого не обнаружив, вернулся к чтению бумаг.

Незаметно для себя он начал расчёсывать две точки на голове — сначала справа правой рукой, а затем в ход пошла и левая рука, чесавшая, где ей ближе, то есть слева. Интрига всё плелась и тянулась, явно угрожая стабильному положению дел в государстве, а выхватить из неё важнейшие нити и наиболее опасных виновников никак не представлялось возможным, когда зуд стал вовсе нестерпимым.

«Да что ж это происходит?» — подумал король и подошел к зеркалу. Один взгляд и все стало ясно: на голове растут рога. Что перед этим заговоры и интриги? К счастью, Мигель вовремя вспомнил, что не только он — студент МАМы, но и его герой в данном романе не женат. Поэтому, бегая в припрыжку по комнате, он раздумывал не о том, как наказать изменницу, а что бы это могло означать.

Новый пристальный взор в зеркало открыл ему ещё более страшную новость. Под рогами, подросшими за это время еще немножко, но так и не тянувшими на настоящие, а скорее похожими на маленькие рожки, находилось ныне не благородное лицо королевских кровей, а просто козья морда.

«Б-б-э-э, — подумал Козлёнок, — а ведь меня сестрица Флора предупреждала не пить из козлиного копытца. Что же теперь делать? Б-б-б-э?»

Молодой парень, одетый в слегка пострадавшие от времени и обстоятельств, но в целом вполне ещё приличные штаны, лежал навзничь на пыльной тропинке далекой планеты. Голова болела с такой силой, что сомневаться в собственном существовании было невозможно, хотя и очень хотелось. Приоткрыв героическим усилием единственный открывающийся глаз, он обнаружил сидящего рядом незнакомого мужчину, вид которого наводил на пессимистические думы о будущем. Кроме того, рядом с незнакомцем лежал громадный топор, вид которого решительно пресекал эти думы вообще.

— Да не бойся ты, не трону… Ну, больше не трону, — уточнил владелец топора, заметя, как рука лежачего стала рефлекторно подниматься к заплывшему глазу. А отметя испуганный взор, устремлённый на топор, пояснил: — Не бил я тебя топором, просто кулаком вмазал. Не волнуйся, ты жив.

— А кто я? — ошеломлённо спросил лежачий. — Где и когда?

— Удивительно интересные вопросы ты задаешь, мой милый, именно те, которые собирался задать тебе я, — добродушно ответил его собеседник.

Парень с кряхтеньем и с явной затруднённостью в движениях начал приподниматься, а потом даже уселся, вглядываясь в лицо напротив.

— Э… простите, пожалуйста, а может быть, вы хотя бы знаете, кто вы?

— Ну, насколько мне известно, в последнее время я пребывал в лучшем из миров в качестве лорда Сварога, графа Гэйра…

— Лорд Сварог! Король Хельстада, Глана, Снольдера, и прочее, и прочее, правда? Вот здорово!