Стэн Николс - Магия цвета ртути Страница 42

Грань между жизнью и небытием оказалась столь ошеломляюще тонкой, что некоторое время ее сознание отказывалось принимать случившееся. Таналвах хотелось закричать так, чтобы ее вырвало, бежать, куда глаза глядят, и забиться в какую-нибудь щель. Несколько мгновений она находилась на грани истерики, но все же сумела успокоиться.

Неуверенно поднявшись на ноги, женщина увидела, что ее платье перепачкано кровью.

По закону следовало заявить о случившемся в полицию, и, хотя Таналвах понимала, что обвинят во всем именно ее, ничего другого просто не приходило ей в голову.

Взгляд женщины упал на безжизненное тело подруги; неожиданно в поле ее зрения попал валявшийся на полу предмет, при виде которого она невольно вздрогнула. Это был дорогой магический артефакт, внешне напоминавший книгу в толстом кожаном переплете. Самая ценная вещь в этой комнате, подарок, купленный когда-то по просьбе Мхабы одним из ее богатых клиентов.

Таналвах открыла «книгу» — вместо страниц обнаружилась блестящая черная поверхность — и активировала чары. В черной глубине начали кружиться крохотные сверкающие точки, которые, соединившись, образовали яркое трехмерное изображение двоих детей — вихрастого мальчика лет пяти и восьмилетней девочки с длинными льняными локонами и серьезными глазами. Что ждет их теперь? Государственный сиротский приют, где из них вырастят батраков или домашнюю прислугу. Впрочем, не исключено, что девочку ждет та же судьба, что и мать, — работа в борделе.

Таналвах решила: хоть шансы ее и невелики, ей следует что-то предпринять.

Она осторожно положила «книгу» на грудь Махбы, сложила поверх нее уже начавшие коченеть руки, коснулась губами лба и, сглотнув слезы, прикрыла тело краем вышитого покрывала.

На вбитых в стену крюках для одежды висели жакет и плащ. Порывшись в карманах, Таналвах нашла ключ, переложила его в свой карман, бросила на подругу прощальный взгляд и, стараясь не смотреть себе под ноги, перешагнула через труп убийцы и вышла из комнаты.

Заперев дверь снаружи, она вернулась в свою комнату, побрызгала себе в лицо холодной водой, быстро переоделась и сложила свои скудные пожитки в заплечный мешок. Подняв половицу, женщина достала кошелек с небольшой суммой накопленных ею денег, надвинула капюшон и обмотала шею и нижнюю часть лица полотняным шарфом. Наверное, все эти меры предосторожности были совершенно бесполезны, но ничего лучшего не пришло ей в голову.

Выскользнув из комнаты, Таналвах на цыпочках, опасаясь скрипучих половиц, спустилась вниз.

Как правило, наружную дверь держали запертой, и открывать ее, из-за большого числа засовов, крюков и цепочек, было делом хлопотным, но клиент сбежал, оставив дверь нараспашку, так что долго задерживаться не потребовалось. Невольно подумав, что в кои-то веки старый болван принес пользу, женщина сделала несколько глубоких вздохов и вышла на улицу.

Пожалуй, никогда в жизни Таналвах не приходилось так нервничать. В каждом прохожем виделся ей потенциальный доносчик, каждый брошенный на нее взгляд воспринимался как обвинительный приговор. Вот-вот сзади раздастся топот ног преследовавших ее полицейских... Из последних сил она старалась напустить на себя безмятежный вид обычной женщины, идущей по своим делам. Вся надежда была на то, что тела едва ли найдут до вечернего наплыва клиентов, это давало ей некоторый запас времени.

Таналвах предпочла идти пешком, хотя могла сесть в одну из общественных повозок или даже раскошелиться на наемный экипаж. Однако и то и другое казалось ей слишком рискованным.

Вздрагивая, озираясь и втайне пугаясь каждого встречного, она тем не менее, добралась до двухэтажного деревянного строения, где квартировала Мхаба. Жилье ей выделили отчасти из-за наличия детей, отчасти же потому, что один из ее клиентов, занимавший довольно высокий пост, был неравнодушен к ее крутым бедрам и крепким грудям. Подруга всегда умела извлекать пользу из любой ситуации, а вот Таналвах такими талантами не обладала и потому жила при борделе.

Надеясь, что со стороны ее поведение выглядит естественным, женщина открыла ключом замок входной двери и вошла в дом. К счастью, квартира Мхабы — две небольшие комнаты, одна из которых числилась спальней, а другая — всем остальным, — находилась на первом этаже. Внутри жилище подруги не слишком отличалось от ее комнаты в борделе, с той лишь разницей, что здесь ей не приходилось работать.

Таналвах, вторгшись в чужой дом, чувствовала себя неловко. Подойдя к единственному окну, она опустила штору, села рядом на стул и стала наблюдать за происходящим на улице.

Прошедший час показался ей вечностью. Наконец из-за угла показалась большая повозка с лавками, на которых, болтая друг с другом, сидели возвращавшиеся из детского сада дети. Повозка остановилась на другой стороне улицы, и из нее выпорхнули две детские фигурки.

Таналвах метнулась к двери и выбежала им навстречу.

— Тетушка Таналвах! — удивленно и обрадованно закричали они, бросаясь в ее объятия.

Она прижала их к себе, борясь со слезами. А затем последовал вопрос, который так ее страшил:

— А где мамочка?

— Тег, Лиррин, — сказала она, — мне нужно вам кое-что сообщить. О маме.

14

Естественно, ее слова были встречены отчаянными рыданиями. Однако предаваться скорби времени не было, следовало поскорее уносить отсюда ноги. Если у них и был шанс убраться, то сделать это следовало незамедлительно.

Таналвах Лан пробыла в доме Мхабы ровно столько, сколько потребовалось, чтобы собрать одежду для детей да немного еды. Теперь она несла Тега на руках, а Лиррин шла рядом. Глаза детей были красны, но они больше не плакали, молча переживая свое горе.

С каждым часом риск возрастал, а скоро обещал стать еще значительнее, ибо Таналвах не видела другого пути к бегству, кроме как через порт, а рядом с портом находился бордель, где остались два трупа.

По причине возросшей напряженности между Ринтарахом и Гэт Тампуром и роста внутреннего сопротивления, существование какового государством официально не признавалось, людей в мундирах на улицах Джеселлама было больше, чем обычно, что, естественно, усугубляло угрозу для беглянки и ребятишек. По дороге им встретилось множество ополченцев из народной милиции, паладинов, полицейских и прочих служителей закона. Каждый раз, когда ей удавалось благополучно пройти мимо одного из них, Таналвах воспринимала это как маленькое чудо.

Дети все глубже погружались в уныние. Лишь один раз у них появилась возможность чуть-чуть отвлечься, и настроение их несколько поднялось. Двигаясь кружным путем — на тот случай, чтобы сбить со следа возможных преследователей, — они забрели в предместье богатого квартала, где среди красивых домов и аккуратно подстриженных деревьев за играющими детьми присматривали два фантома. А данном случае они исполняли двойную роль: и нянек, и живых игрушек. Один фантом представлял собой обезьяну ростом с человека и с ярко-розовым мехом. Играя на флейте и гримасничая, он кружился в забавном неуклюжем танце. Другой фантом имел образ медведя, но в отличие от обезьяны, чья шкура все время оставалась розовой, цвет медвежьего меха менялся с оранжевого на пурпурный, а потом на зеленый. Медведь, стоя на задних лапах, приплясывал под флейту обезьяны, и колокольчик на его шее звенел в такт пляске.