Юлия Остапенко - Тебе держать ответ Страница 43

— Доброго вечера, мой лорд, — поприветствовал он начальника стражи. — Я в полном вашем распоряжении.

— Хорошо, — коротко ответил начальник стражи, и они вышли.

Прошло немало времени, прежде чем в «Трёх сёстрах» заметили, что Эд исчез.

Впрочем, всё оказалось не так страшно. Его не связали и даже не велели отдать оружие — только уже в замке, перед входом в покои конунга, пришлось оставить меч, что Эд и сделал без колебаний.

— Лорд Фосиган ждёт вас, — сказал камергер конунга, которому начальник стражи препоручил арестанта.

Эд откинул полог на двери и вошёл.

Конунг принимал его там же, где обычно, — в небольшой уютной комнате, увешанной гобеленами и фамильными портретами Фосиганов, где из мебели был только небольшой стол и два кресла. Резная дверь вела в личную библиотеку конунга, ещё одна — в опочивальню. Маленькое окно, спрятавшееся в нише, было забрано такими же резными ставнями и даже днём почти не пропускало света. На столе стояло всего два тройных канделябра. Эд знал, что с возрастом лорд Фосиган стал плохо переносить яркий свет.

Во всём Сотелсхейме вряд ли нашлось бы больше дюжины человек, которые видели эту комнату изнутри.

— Заходи, Эдо, — сказал конунг.

Он сидел в кресле, находившемся ближе к двери — как обычно. Одет был по-домашнему, в простой чёрный костюм, скупо украшенный золотой нитью. Голова конунга была непокрыта, и глубокие залысины в побитой проседью шевелюре поблескивали на свету.

Эд вошёл и поклонился, остановившись от конунга в трёх шагах. Тот небрежным жестом пригласил его подойти ближе и указал на кувшин, стоявший на столе между канделябрами.

— Сделай одолжение, побудь сегодня моим виночерпием. Себе тоже налей.

— Благодарю, мой конунг, но я уже пьян, — вежливо отозвался Эд.

— Правда? — удивился тот. — С виду и не скажешь. Зачем ты напился?

— Со страху, наверное.

— Руки не дрожат?

Эд вытянул руки перед собой ладонями вверх. Конунг придирчиво осмотрел их.

— Хм. Ты точно пьян? Как бы там ни было, гляди не разлей вино. Это тартоллон семьсот шестидесятого года. Робрин — ну, знаешь, мой хранитель вин — выл и рыдал, когда я уносил бутылку из погреба.

Эд серьёзно кивнул, давая понять, что осознаёт ответственность поручения, и ловко и аккуратно разлил вино — сперва конунгу, потом себе.

— Садись, — сказал лорд Фосиган.

Эд сел. Они молча выпили. Вино оказалось достойным своей легендарной репутации.

— Я вот весь день думаю, — проговорил Грегор Фосиган, — кто же ты всё-таки: дурак или предатель. Как полагаешь, к какому выводу я в итоге пришёл?

Эд задумался на мгновение. Потом ответил:

— Ни то ни другое.

— М-да? Почему ты так думаешь?

— Если бы вы решили, что я дурак, то не стали бы звать меня для разговора. А если бы сочли предателем, то не доверили бы разливать вино.

Конунг широко ухмыльнулся.

— Ты дьявол, Эдо! И откуда ты всё всегда знаешь?

— Не всё и далеко не всегда, — честно признался Эд. — Вот, к примеру, я понятия не имею, зачем вы меня сейчас позвали.

— Но повод-то тебе известен.

— Повод никогда не имеет значения, мой лорд.

Конунг вздохнул, рассеянно поглаживая ножку кубка. Драгоценные камни на его пальцах ярко и болезненно вспыхивали в свете свечей.

— Он умер? — спросил Эд.

— Нет. И это, видимо, чудо и милость Гилас… или жестокосердие Молога, как посмотреть. Если бы твой клинок вошёл хоть на полдюйма глубже, то пронзил бы его мозг. Но ты всего лишь разрубил ему челюсть и скулу, отсёк большую часть языка и лишил правого глаза. Мой лекарь шесть часов зашивал ему рану. Она не опасна, хотя и сильно кровоточила.

— Что ж, слава богам, — сказал Эд и залпом осушил кубок.

Конунг посмотрел на него так, как будто он только что снял штаны и опорожнился прямо на ковёр.

— Ты что творишь, поганый смерд?! Кто же так пьёт тартоллон?! Одного кубка должно хватить не меньше чем на час!

— А-а. Я не знал, — сказал Эд и налил себе ещё вина — оно ему действительно понравилось.

— Посмотри на меня, Эдо.

Эд поставил кувшин на стол и взглянул в чёрные глаза конунга.

— Ты хотел убить Сальдо Бристансона?

— Нет, мой лорд.

— Ты знаешь, что я собираюсь отдать за него Лизабет. Ты понимаешь, что это означает?

— Да, мой лорд.

— Неужели? И что же?

— Это означает, что после Квентина — он второй ваш наследник.

— Да. Второй, — повторил конунг и смолк.

Эд виновато покосился на кубок.

— Можно, я выпью? — попросил он.

— Нет. Ты не умеешь пить хорошее вино. Просто удивительно, за три года так и не научился.

— Таким хорошим вы меня раньше никогда не поили.

— И правильно делал, как теперь вижу. Нет, не трогай. Я велю принести тебе какой-нибудь дряни вроде аутеранского.

— Не надо. Я бы, с вашего позволения, лучше закурил.

Конунг поморщился, но кивнул.

— Молог с тобой, кури.

Какое-то время Эд раскуривал трубку от свечи, а конунг рассеянно потягивал вино. Потом лорд Фосиган сказал:

— Лизабет была у меня сегодня. Требовала твоей казни.

Эд, только что сунувший мундштук трубки в зубы, застыл и посмотрел на него с изумлением.

— Я тоже удивился, — кивнул конунг. — Она всегда хорошо о тебе отзывалась. А теперь говорит, что ты убийца и изменник.

— Почему убийца? И почему изменник?! — возмутился Эд и, не дожидаясь ответа, тут же спросил: — А что со свадьбой-то теперь?

— Да ничего. Сперва думали отложить, но лекарь заверяет, что лорд Сальдо будет как огурчик уже через неделю, когда спадёт опухоль. Эд, я надеюсь, между тобой и моей дочерью ничего нет, — спокойно добавил конунг, словно это было естественным продолжением сказанного раньше.

Эд вытащил трубку изо рта.

— Есть, мой лорд. Я на ней женат. И, между прочим, это была ваша идея.

— Ох, Эдо, Эдо, — вздохнул конунг. Он сидел откинувшись на спинку кресла, и на свету была только нижняя часть его лица — кончик носа и губы, почти терявшиеся в бороде. — Эдо…

— Что, мой конунг?

— Ты не боишься выйти отсюда прямо на плаху?

Эд обдумал ответ, неспешно попыхивая трубкой. Сладковатый дым белёсой дымкой колыхался между двумя мужчинами, сидевшими по разные стороны стола.

— Нет, — сказал Эд наконец. — То есть, вполне вероятно, однажды именно это и случится. Но не сегодня. Просто рано или поздно я вам окончательно надоем, и тогда вас начнёт раздражать то, что раньше забавляло… словом, ваше терпение иссякнет, и вы казните меня. Но это будет, если ненароком я оскорблю вас, а не одного из ваших слуг.