Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых Страница 43

Колдунья глянула на хазарина с ненавистью и издевкой, но ничего не сказала.

– Прекрати это все! – Арсаман смотрел на нее злобно сузившимися глазами и уже сам не понимал, как раньше находил ее красивой. – Иначе я просто убью тебя!

– Попробуй, – сказала Лютава, и он тоже ее понял.

Рядом раздалось рычание – такое громкое и грозное, что Арсаман от неожиданности вздрогнул и выронил нож. И вскрикнул, не в силах владеть собой от ужаса. В трех шагах из кустов выглядывал огромный зверь – не понять даже сразу, волк или медведь, – мохнатый, черный, с оскаленной пастью, полной острых белых зубов, с горящими пронзительным желтым светом глазами.

Его увидели все. С криками хазары бросились врассыпную. Арсаман тоже бросился бежать, от неожиданности забыв о сабле и копьях, выскочил из ладьи, но тут же упал, пытаясь отползти и одновременно выискивая лихорадочным взглядом хоть какое-нибудь оружие.

Зверь вышел из кустов – это оказался волк, но ростом скорее с медведя. Сделав несколько шагов, он встал перед ладьей, где лежала связанная девушка. Она-то как раз ничуть его не испугалась.

– Скорее… Луки… Сабли… – Наконец Арсаман отполз и встал на ноги. – Чаргай! Где же ты!

Чаргай тем временем пытался осторожно перебраться верхом через бушующую реку: там было не слишком глубоко, и конь не терял дна под ногами, но упрямился и не хотел идти в злые волны.

Хасан, один из арабских наемников и лучший воин в дружине, взял саблю и стал медленно приближаться к зверю, держа клинок наготове. В недостатке храбрости его никто не упрекнул бы, и даже перед злобным духом он не собирался отступать. Черный волк наклонил голову и угрожающе зарычал, но не сдвинулся с места.

– Руби его! Руби! – шептал Арсаман, сам себя не слыша за гулом ветра и леса. Он всем существом ощущал исходящую от зверя могучую угрозу и понимал, что это – плод колдовства.

Хасан приблизился и сделал выпад. Волк отпрыгнул и уклонился. Хасан сделал еще шаг вперед. Кто-то из челяди, дрожа от ужаса, наконец догадался и подал Арсаману лук и стрелу. В самом деле, глупо драться со зверем вплотную, когда можно уничтожить его с безопасного расстояния!

Арсаман вскинул лук, переместился так, чтобы не задеть Хасана, прицелился и выстрелил.

Расстояние было совсем невелико. Стрела прошила черного зверя насквозь, и тот мгновенно исчез!

Он не упал, не умер, а просто растворился в воздухе в тот самый миг, когда стрела его коснулась. Все закричали: это действительно был дух!

Но не успели хазары порадоваться победе или хотя бы осознать ее, как Хасан вдруг развернулся и бросился с саблей на людей. Илбек и Пагай, стоявшие к нему ближе всех с копьями наготове, ничего такого не ожидали и оказались зарублены раньше, чем поняли, в чем дело. А Хасан, не останавливаясь, бросился к хазарам, стоявшим поодаль, и те метнулись врассыпную, крича от ужаса. Казалось, батыр внезапно сошел с ума и кинулся на своих же с такой яростью и остервенением, точно перед ним бесновалось целое войско злобных духов!

Следующим на его пути оказался Арсаман. К счастью для себя, тот успел взять из ладьи чей-то щит и чью-то саблю, да и бойцом был не из последних. Но и со щитом он едва смог сдержать первый натиск: не замечая ран, Хасан отчаянно бился, будто и не его кровь заливала одежду и падала на песок. Лицо его дико исказилось, а глаза застыли, как у мертвого. И Арсаман понял, чем объясняется этот внезапный припадок бешенства: злобный дух завладел Хасаном и теперь избивает хазар руками их же собственного лучшего воина!

– Бейте! – отрывисто восклицал Арсаман, с трудом уворачиваясь и понимая, что даже со щитом долго не продержится. – Шайтан… в нем! Стреляйте! Убейте! Шайтан!

Поняв, что он хотел сказать, хазары взялись за луки. Несколько стрел разом впились в спину Хасана, одна попала в шею. Но даже это не смогло сразу остановить его. Несколько жутких мгновений он еще продолжал сражаться. Его движения замедлились, выпады стали неточными, и Арсаман отчетливо видел, что с ним пытается биться мертвое тело, движимое чужой внешней волей.

Но наконец этот ужас кончился – Хасан упал, рука с зажатой окровавленной саблей бессильно простерлась на мокром песке.

– Убей ее! – кричал Чаргай, понукая коня и заставляя двигаться через реку. – Убей же, а не то она будет посылать на нас все новых духов! Скорее!

Арсаман понял, что племянник прав. Им удалось пленить колдунью, но удержать ее в плену не по силам простым смертным, так зачем дальше рисковать? Эта ошибка уже стоила им троих убитых, включая Хасана, – как бы не стало хуже. Торопясь, пока злобный дух, утратив одно тело, не попытался завладеть кем-то другим, он снова поднял брошенный лук и прицелился в лежащую девушку. Хоть она сама не могла кусать и бросаться, подходить к ней близко совсем не хотелось.

И вдруг из-за кустов стремительной молнией вылетел другой зверь – белый. Налетев на Арсамана, белый волк с разгона сбил его с ног и вцепился в горло. Вокруг закричали, а волк уже перекатился и вскочил на лапы. Арсаман корчился на земле, из разорваного горла била кровь и текла по белой шерсти волка. Встав перед ладьей, где лежала Лютава, он припал на лапы, всем видом предупреждая: тот, кто приблизится, умрет!

Мыслята не понял, что случилось с варгой Лютомером: тот замолчал на полуслове и уставился в пространство остановившимся взглядом. Только что они оживленно обсуждали способы приготовления медвежьих окороков, которыми так славится Медвежий Бор, как вдруг Лютомер исчез, не сходя с места, – только тело осталось сидеть на траве, а душа унеслась куда-то. Не будучи сам волхвом, Мыслята был чувствителен к таким вещам.

Лютомер перестал слушать старейшину, потому что его внутреннего слуха вдруг достиг призыв Лютавы. Она уже окликала его сегодня – как раз тогда, когда здоровенный медведь, раненый, разъяренный болью, как тысяча духов Бездны, пер на рогатину и Лютомер не мог отвлекаться даже на сестру. Но теперь она не просто искала его – она кричала и звала на помощь!

Лютомер невольно огляделся. Крик Лютавы звенел у него в душе, причиняя боль, но он не знал, куда бежать. Где она, что за опасность ей грозит? Передавать друг другу такие сведения они не умели, и он в отчаянии схватился за голову, посылая в ответ полный тревоги и боли вопль: я слышу, но где ты?!

И вдруг в его сознание проник еще один голос. Даже не голос – ощущение присутствия чего-то такого, не имеющего облика. Боковое зрение уловило мягкий отблеск – словно капля росы, отражающая свет.

Угрянка!

С чужими духами общаться сложно, но Угрянка немного знала его. Лютомеру совсем некстати вспомнилось то утро после битвы со зверозмеем – как они с Лютавой купались в холодной реке, смывая с себя следы Навного мира, и Угрянка, невидимая в воде, вдруг прильнула к его телу, как женщина, томимая страстью. Это она внушила ему воспоминание, чтобы обозначить свое присутствие. Среди прохлады осеннего дня Лютомера вдруг охватили запахи воды, влажной зелени. Пахло прохладным, свежим, манящим – пахло берегиней, женской сущностью, желающей и сохранить себя, и слиться со своей противоположностью.