Александр Бушков - Завороженные Страница 43

Дверь бесшумно отворилась, и он шарахнулся в сторону. Это оказалась вереница лакеев, торжественно вносивших блюда, подносы, бутылки, приборы. Вышколенно не обращая на поручика внимания, словно его здесь и не имелось вовсе, они прошествовали к столу и принялись над ним хлопотать. Поручик зачем-то машинально сосчитал их: пятеро… В зеркале продолжали свой безмятежный танец почти обнаженные прелестницы, словно окутанные невесомыми прозрачными облачками диковинной материи, похожей больше на дым или легчайшее мягкое стекло. Поручик представления не имел, как сделать, чтобы зеркало погасло, в некоторой растерянности он, притворяясь, будто никакого зрелища и нет вовсе, отступил к стене, уселся на кстати подвернувшийся диван, демонстративно уставился в другую сторону. Лакеи работали сноровисто и бесшумно, стол вскоре оказался полностью сервирован словно бы сам по себе, скатертью-самобранкой — и услужающие попятились к двери с поклонами, а там и вовсе сгинули. Воровато покосившись на захлопнувшуюся дверь, поручик вновь уставился в зеркало, его притягивали не столько бесстыжие девицы, сколько красота и необычность зрелища. Надо полагать, здесь такое было обыденностью, открытой для всеобщего обозрения, — н-да, цивилизация… Чудесный, невиданный прибор — и такое вот именно зрелище…

— Я вижу, вам нравится?

Поручик привычно вскочил — и вновь испытал определенное потрясение. Элвиг, беззаботно улыбаясь, стояла в дверях, и вместо привычного уже наряда на ней красовалось платье нежно-изумрудного цвета, удивительно подходившее к ее глазам. Но что это было за платье! Полностью закрытое, с пышными рукавами и подолом до пола — однако как-то так хитро скроенное (да и шитое из неведомой тончайшей ткани), что при каждом шаге девушки оно, ничуть не прозрачное, обрисовывало тело так, что если бы она оказалась полностью нагой, это, право, выглядело бы пристойнее. Поручик почувствовал себя подобием жалкого пехотного взвода, взятого в кольцо нешуточными силами неприятеля так, что бегство немыслимо, а баталия нереальна. Моментально вспомнил о здешнем цветке, чье маленькое золотое изображение по-прежнему красовалось у него на отвороте камзола, о напутствиях полковника, об интересах дела. Походило на то, что он увяз с головой и уже не выбраться. Самое печальное, что особого внутреннего протеста он, вопреки ожиданиям, не испытывал…

Элвиг непринужденно прошла к столу, опустилась в кресло. В ее голосе звучала не особенно и скрываемая легкая насмешка:

— Неужели вам такое зрелище в новинку? У вас что, ничего подобного нет? У вас уши красные, благородный Аркади… Ну хорошо, хорошо, я сейчас уберу, чтобы вас не конфузить… — она приблизилась к столику, сделала что-то, отчего зеркало погасло, вернулась за стол. — Садитесь. Уж не хотите ли вы сказать, что и ужин подобный вам в новинку?

— Вот здесь — ничего подобного, — почти обыкновенным светским тоном ответил поручик, усаживаясь. — Ужины с дамами и у нас случаются. Но таких аппаратов и таких зрелищ, действительно, нет…

— Что я наделала… — с притворным сокрушением вздохнула Элвиг. — Невольно смутила вашу непорочную душу…

— Вам доставляет удовольствие надо мной подсмеиваться?

— Ну что вы, вовсе нет, — сказала Элвиг. — Просто… должна же я быть ветреной, как подобает благородной девице? Я, честное слово, и подумать не могла, что у вас ничего подобного нет… Кто бы мог знать… Но ведь не может же так быть, чтобы у вас не было и всего остального? Дамы и кавалеры, галантные ухаживания, серенады, дуэли, букеты в окно, романтика и безумства…

— Это-то все есть, конечно, — сказал поручик. — Кроме дуэлей.

Ее брови взлетели в непритворном изумлении:

— Как же вы ухитряетесь обходиться без дуэлей? Это ведь решительно невозможно…

— Как-то обходимся.

— Но это, должно быть, невероятно скучно?

— Пожалуй, — сказал поручик, — нет, втихомолку, конечно… Иногда случается.

— Все равно, так жить скучно…

— Пожалуй, — повторил он.

Признаться по совести, ему, как и многим другим молодым офицерам, приходилось всерьез сожалеть, что времена нынче не те. Славно было бы, схватившись с каким-нибудь негодяем, совершенно открыто, на людях, не имея к тому никаких запретов, выхватить саблю и холодно бросить: «Встаньте в позицию, вы, подонок!» Наглецов и подлецов, право же, изрядно бы поубавилось и уж пришлось бы таковым взвешивать каждое слово…

— Вы мне потом расскажете, как у вас обстоит? — с живейшим интересом спросила Элвиг. — Как ухаживают, прельщают, как при этом при всем ухитряются разрешать сложные дела при отсутствии дуэлей…

— Обязательно, — сказал он светски.

— И, разумеется, о модах… впрочем, мужчину об этом вдумчиво расспрашивать бесполезно, я усвоила на опыте… Как вам нравится мое платье?

— Оно великолепно.

— Отчего же вы избегаете на меня смотреть? Снова какое-нибудь нарушение вашего этикета?

— Нет, что вы…

— Тогда почему вы ерзаете и прячете глаза?

Поручик решился:

— Да исключительно оттого, что я, признаюсь вам честно, служил в провинции, в глубоком захолустье, мало того, я там и вырос. А посему не особенно и искушен в… столичных галантностях. У вас наверняка сыщется точно такая же провинция, захолустья везде одинаковы…

— Вы прелесть, Аркади, — без насмешки сказала Элвиг. — Так и нужно было сразу сказать, а то я себя чувствую неловко, не понимаю вашего поведения и не знаю, как с вами держаться… Надеюсь, даже в захолустье благородных людей учат, как налить вина даме?

— Безусловно, — сказал поручик, берясь за бутылку, пузатую и пыльную, прямо-таки замшелую, что свидетельствовало о выдержанности вина. — Это нехитрое ремесло мы в наших краях освоили…

«А уж пить-то мы и вовсе мастера, — мысленно продолжил он, почувствовав себя чуточку свободнее. — Да не то чтобы это благоуханное слабенькое винишко, а разнообразные водочки и от всей русской души…»

Элвиг на минутку отошла к столику, что-то там сделала, зеркала остались матовыми, но зазвучала приятная музыка, опять-таки незамысловатая, но тешившая слух. Технические достижения этой загадочной, канувшей в небытие цивилизации начинали поручику нравиться всерьез. Особенно после нескольких бокалов зеленоватого вина, не столь уж и слабенького.

— Можно задать вам нескромный вопрос? — спросила вдруг Элвиг.

— Извольте, — ответил поручик браво.

— Быть может, я у вас вызываю некое отторжение? Из-за этого… — она повела указательным пальцем вокруг глаза, сверкнул великолепно ограненный сиреневый камень в перстне. — Скажите честно.