Антон Орлов - Мир-ловушка Страница 43

Двери были распахнуты, как предписывала традиция. Одна арка выходила на проспект Неумолимой Длани, откуда доносился уличный шум. Парлус знал, что там, за порогом, дежурят десятка три наемников Фоймусов и Клазиниев – на случай, если приговор, против ожиданий, будет слишком мягким либо же если кто-нибудь попытается отбить Роману До-Энселе. За другой аркой виднелась вымощенная белыми плитами опоясывающая терраса, и дальше – солнечная сиреневая бездна.

По обе стороны от арок, и внутри, и снаружи, замерли стражники с ритуальными алебардами. Все как обычно.

– Обвиняемая, вы признаете себя виновной в убийстве Вария Клазиния и Обрана Фоймуса?

Романа подняла опущенную голову, встала – тонкая и прямая, под темными глазищами залегли тени.

– Нет. – Она говорила тихо, но благодаря звукоусиливающему амулету, который висел на стене над скамьей подсудимых, ее голос был хорошо слышен в зале. – Я убила их в порядке вынужденной самообороны. Я невиновна. Почему никто не судил их за то, что они делали?

Студенты начали перешептываться.

– Дрянь! – громко прошипела мать Фоймуса. Фоймус-отец, плотный мужчина с покрасневшим одутловатым лицом, смотрел, набычившись, на судей.

Мать Клазиния простонала: «Мальчик мой», – и промокнула глаза черным кружевным платочком. Деверь что-то шепнул ей, она кивнула.

Слово взял прокурор. Он призывал суд обратить внимание на цинизм и испорченность обвиняемой, которая вначале открыто проявляла неуважение к старым добрым традициям Императорского университета, а потом хладнокровно убила своих товарищей, можно сказать, родных братьев по учебе. А ведь один их них был талантливым, многообещающим теологом! Ее надо казнить таким способом, чтобы она не могла родиться вновь, ее надо разрушить, как бестелесное существо, ибо она несет в себе опасность для благословенного Панадара.

Настала очередь адвоката. Парлус выдвинул версию, что Романа До-Энселе совершила убийство, находясь под заклятьем (правда, сама она не пожелала это подтвердить), упирал на резкую смену обстановки (на островах Идонийского архипелага нравы не те, что в столице), призывал судей учесть как смягчающее обстоятельство ее юный возраст и пережитую в раннем детстве трагедию.

Суд удалился на совещание.

– Господин Парлус!

Его окликнула Романа. Вцепившись побелевшими пальцами в край скамьи, она замерла, приподняв плечи. В ее взгляде нет-нет да и проскальзывал тоскливый страх – похоже, она безуспешно пыталась подавить его. Адвокат заметил, что губы у нее высохли и потрескались – то ли от холода в тюремной камере, то ли от нервного напряжения.

– Почему вы не сказали им, как Клазиний и Фоймус издевались над первокурсниками? Я же вам говорила…

– Потому что они и так об этом знают, – вздохнул Парлус. – Клазиний и Фоймус творили произвол, разрешенный обществом, и общество закрывало на это глаза. Негласный всеобщий договор. А вот вы сделали то, на что общество не соглашалось.

Он чувствовал, что проиграл, и не удивился, когда старший из судей начал торжественно зачитывать обвинительный приговор. Покосился на Роману: девушка опустилась на скамью, ссутулилась. Создатель, неужели она надеялась, что Императорский Суд возьмет ее сторону?!

– …Дабы не было тлетворного примера для других юных отроков и отроковиц, дабы не были попраны традиции, кои цементируют единую Панадарскую империю, не имеющую в сем мире границ и рубежей, дабы воссиял во славе Закон…

Шум возле арки, что выходит на опоясывающую террасу. Солнечный проем заслонила большая тень.

Прервав чтение, судья нахмурился. Молодой маг вскочил со своего места, шагнул вперед. Он теребил цепочку с амулетами и растерянно щурился: непредвиденное осложнение, а ведь он совсем недавно получил эту работу…

– С дороги, засранцы! – потребовал женский голос.

Проворно пятясь, роняя алебарды, дежурившие снаружи стражники ввалились внутрь – и дружно попадали на колени.

Следом за ними в зал вошло существо, при виде которого Парлус ощутил у себя на горле ледяные пальцы ужаса.

Оно походило на кентавра. Роста в нем было футов восемь, не меньше. Поджарое тело, одетое в черную блестящую чешую, опиралось на две пары мускулистых лап. Из вертикального корпуса вырастало еще две пары лап, с двухдюймовыми стальными когтями – на каждой из них по внешней, не прилегающей к телу стороне торчали шипы. Такие же шипы усеивали длинный гибкий хвост.

Головы у монстра было две. Одна, клиновидная, венчающая змеиную шею, сейчас свернутую кольцами, представляла собой сплошную зубастую пасть. Зато вторая была человеческая, с чарующе-прекрасным женским лицом. Там, где безупречно белая шея соединялась с бронированным туловищем, ее окутывало нечто вроде складчатого газового воротника. Лиловые глаза нестерпимо сияли, тяжело было выдерживать их взгляд. Коротко подстриженные черные волосы охватывал серебряный обруч с туманно мерцающим фиолетовым камнем.

– Нэрренират! – опознав богиню, провозгласил маг неуверенным голосом. – Все мы чтим вас, великая!

Он опустился на колени, большинство людей последовало его примеру. И Парлус тоже. Ему часто приходилось бывать по делам в Нижнем Городе, и он постоянно пользовался рельсовой дорогой. С Нэрренират лучше не ссориться, а то слыхал он о судьбе несчастных, так или иначе ее прогневавших: заходили они на станцию – а вот наружу потом не выходили, и никто их больше не видел.

– Извините мою дерзость, великая… – неуверенно кашлянул старший судья.

Один из немногих, он не преклонил колена. Впрочем, он страдал подагрой, а также слыл домоседом и давно уже не покидал территорию Верхнего Города. Здесь же он ничем не рисковал: Храм Правосудия надежно защищен от воздействия любой магии, в том числе от магии богов. В стенах здания замурованы мощные амулеты, вроде кристаллов Сойон, делающих живых людей незримыми для сверхъестественных сил, или кристаллов Онгве, разбивающих заклятья. Под этими сводами даже возможности богов ограничены.

Обе головы богини, человеческая и змеиная, медленно повернулись к судье.

– Простите, великая, – тот грузно поклонился, – но, в соответствии с законом, никто, кроме стражи, не вправе заходить сюда с оружием, и в свое время все великие боги милостиво согласились на это условие! Это один из пунктов Уфмонского договора.

– Я не вооружена, смертный, – надменно произнесла богиня.

– Но все эти шипы, когти, зубы… Это ведь может быть использовано для оказания давления на суд…

– Ах это… – Нэрренират оглядела себя, словно увидела впервые. – Не волнуйся, смертный, это всего лишь части моего тела. Ты ведь не вешаешь свои зубы и свой член на гвоздик снаружи, когда приходишь сюда на работу?