Дженни Вурц - Корабли Мериора Страница 43

— Успокойся и перестань дергаться, — сурово предостерег его Сетвир.

Легко сказать, успокойся. Веррэн едва не расплющил себе ногти, схватившись за стол: нити показали ему новую чудовищную картину: жертвой исчадия зла стала полевая мышь. Значит, поначалу они не брезговали никакими телами, пока не нашли наиболее подходящие! Такое он видел впервые. Несколько мгновений назад она была обыкновенной мышью, единственной и неповторимой, как любое творение Эта. И вдруг простой и ясный узор ее нитей превратился в блеклый комок. Тинелла открыла Веррэну слух, и теперь ночной воздух содрогался от душераздирающих мышиных писков. Трагедия двухсотлетней давности ожила и разворачивалась со всей неумолимостью. Веррэну показалось, будто с него содрали кожу и на обнаженные жилы плеснули кипящей кислотой.

Он не мог ни отвернуться, ни закрыть глаза. Мышь исчезла. Узор ее нитей потускнел, а когда зажегся вновь, от прежней мыши не осталось даже внешнего облика. Существо, рожденное насильственным изменением, могло называться как угодно. Оно дышало и двигалось, но нити показывали нечто целиком противоречащее Закону Всеобщего Равновесия, определявшего всю жизнь на Этере. Как появлялись подобные существа и почему милосердный Эт-Создатель терпел нарушение своих законов… Ответов Веррэн не знал. Их не знали и маги Содружества, иначе сегодня не понадобилось бы растягивать нити судьбы.

К горлу подступала тошнота. Веррэн плотно зажал губы ладонями и вскоре почувствовал соленый привкус крови. Откуда она взялась? Должно быть, он сам не заметил, как прикусил губу. Сетвир еще не закончил просмотр. Вспомнив про Асандира, Веррэн заставил себя наблюдать за дальнейшим порабощением всего, что жило в болоте и вокруг него. Змеи, насекомые, выдры, лягушки — одержание каждого вида как бы изымалось из времени и внимательно просматривалось нить за нитью, искажение за искажением. И везде было одно и то же: вторжение в тело, когда жертва буквально задыхалась от боли; удар по природным жизненным силам (сущности запутывали и рвали их, точно нитки тонкой пряжи) и вселение чужеродной сущности. Конец тоже оказывался одинаков: под знакомым внешним обликом скрывалась сущность, служащая другим силам. Одержание требовалось особям только одного поколения. Их потомство уже рождалось со всеми демоническими свойствами, готовое развивать и оттачивать их по приказу невидимых повелителей.

Веррэн покрылся холодным потом. Сетвир добрался до появления метурий и просматривал все стадии с предельной тщательностью. Несчастные саламандры оказались наиболее благодатным сосудом для сущностей, явившихся из бездн Ситэра. Множество вопросов нити судьбы так и оставили без ответа. Выводы были неутешительны: природный порядок вещей, считавшийся незыблемым, оказался уязвимым и дал трещину. Нити судьбы с бесстрастием зеркала показали, что демонические сущности, вселяясь в жертву, не подавляли, а просто уничтожали ее душу. Если «привычное» одержание имело какие-то пределы, здесь оно было беспредельным. А тело после уничтожения изначальной души становилось послушным и податливым орудием.

— Ты думаешь, проклятие Деш-Тира, имеет схожую природу? — шепотом спросил потрясенный Веррэн.

Сетвир безучастно взглянул на него. Глаза мага, как льдинки, отражали скомканные и потускневшие узоры нитей, над которыми словно надругались.

— Это мы и пытаемся понять, — сухо ответил он и неожиданно вздрогнул.

Наверное, увиденное пробило брешь отстраненности Сетвира и всегдашнее хладнокровие изменило ему. Хранитель Альтейна глотнул воздух, вытер о манжеты влажные ладони и произнес одно короткое слово. Затрещали искры. Узор нитей судьбы погас.

Асандир шевельнулся и тяжело вздохнул. Трайт как будто только и дожидался этого мгновения; он сразу же отошел и рухнул на стул.

Какое-то время в зале сохранялась гнетущая тишина. Потом Веррэн поднялся и нетвердыми шагами двинулся к очагу, чтобы подбросить дров и заварить чай. Содержащиеся в тинелле яды вытягивали из организма всю влагу. Видения отступали не сразу; их вспышки еще долго врывались в привычные ощущения. Веррэну хотелось, не дожидаясь чая, лечь на пол и заснуть. Ослабляя свою хватку, тинелла делала человека предельно раздражительным. Страж едва не ударил ногой пушистого серого кота, с мурлыканьем возвращавшегося к очагу. Устыдившись собственной слабости, Веррэн закусил губу и стал, как его учили, гасить последствия ядовитого зелья.

Разговор за столом возобновился. Маги принялись сравнивать увиденное одержание метурий с проклятием Деш-Тира, обрушившимся на принцев. Голоса их звучали глухо, и из темных углов им вторило такое же глухое эхо. Веррэн тер слезящиеся глаза, одновременно стараясь унять дрожь в руках. Он моргал, прогоняя назойливые видения, а те, как назло, еще крепче застревали в памяти. Шум закипающей воды быстро вернул разбежавшиеся мысли в повседневную реальность. Зябко поеживаясь, Веррэн равнодушно следил за котлом. И вдруг страж поймал себя на том, что подспудно продолжает думать о Миртельвейнском болоте. Оно перестало быть для Веррэна проклятым местом, ареной не утихающей битвы. Нет, он не утратил чувства опасности. И все же эти чудовищные порождения заслуживали искреннего сострадания. А ведь наследники двух королевских династий могут оказаться (если уже не оказались) в положении несчастных метурий. Одна эта мысль вызывала у Веррэна неописуемый ужас.

Горячий чай взбодрил и успокоил ученика магов, Веррэн вернулся за стол. Однако его спокойствие было недолгим. Он понял, что маги вновь готовятся заглянуть в прошлое. По сравнению с манипулированием нитями судьбы их действо было простым и безопасным — всего-навсего воссоздание картин определенных событий. Ожившие воспоминания и не более. «Но зачем им это понадобилось?» — думал Веррэн, разглядывая магов. У Асандира ввалились глаза. Свет очага очерчивал его морщинистый профиль. Асандир был настолько утомлен, что не стал тратить силы на магическое пламя. Вместо этого он несколько раз ударил кремнем по кресалу и зажег стоящую на столе свечу. Когда Трайт отгонял своего назойливого ворона, Веррэн заметил, что у искалеченного мага дрожат руки.

Даже Сетвир — и тот был на пределе самообладания. Волосы опутывали воротник его старомодного бархатного камзола, точно невод корягу. Глаза лихорадочно блестели. Сетвир оглядел обоих собратьев.

— Давно мы не попадали в такой переплет, — сказал он. Воссозданием картин прошлого предстояло заняться Асандиру.

— Не затянется ли наша прогулка в прошлое? — осторожно спросил у него Сетвир.

— Будем рассчитывать, что милосердие Эта не даст мне замешкаться.