Зловещие истории - Танит Ли Страница 44

class="p1">— Седревир, вы не должны строить предположения. Если Бог выбрал вас, как вы смеете судить? Что все ваши знания в сравнении с Его знанием? Загляните в свое сердце, но он видит много больше — видит вашу душу. Он видит, что бы вы там ни говорили, что бы вы не говорили и не потеряли. Разве все ваши ощущения имеют значение? Разве Христос не обещал Небеса убогому вору?

Глубоко вздохнув Седревир, ответил ей:

— Я нахожусь в руках Божьих.

И с этими словами рыцарь протянул иглу старухе. Та забрала иглу и распорядилась:

— Ступайте на корабль. Это и есть тайна, и последнее испытание. Больше говорить не о чем.

Седревир направился к летающему кораблю, и Белый рыцарь в какой-то момент присоединился к нему, пошел рядом.

— На борту корабля проклятая, но вы сможете освободить её, — голос рыцаря звучал издалека, словно отдаленная музыка.

— Что за проклятие такое? — поинтересовался Седревир невыразительным голосом — сердце его болело, потому что слова карги Моргаинор вызывали сомнения. Но он был усталым. Его рвение разом иссякло.

— Вы увидите саму природу проклятий. Разрушить его само по себе не так уж сложно. Оно лежит на борту этого корабля… Воспользуйтесь случаем, поцелуйте её в губы. Все должно закончится хорошо.

— Но я не смогу этого сделать, — мрачным голосом ответил Седревир. — Любое близкое общение с женщинами запрещено мне.

Они уже достигли корабля. Нос его был высоко задран, и лучи солнца били сквозь парус. На корме опустив головы, стояли девушки. Они сложили руки на груди. Рыцари не двигались. Лестница-трап вела на среднюю палубу судна, и Седревир прошел по нему и ступил на корабль. Посреди палубы стояли носилки, укрытые балдахином из синего шелка.

— Здесь, я бессилен, ничего не смогу сделать, — сообщил Седревир Белому рыцарю.

— Но… Хотя бы взгляните на неё. Может, вы все-таки решите это сделать.

Под пристальным взглядом рыцаря Седревир подошел к носилкам и приподнял край балдахина. А потом он отпрянул, не в силах сдержать стон сильнейшего омерзения. И все же, не веря самому себе, он смотрел и не смог отвести взгляд в сторону.

На носилках лежало странное, бесформенное существо. Если это и была женщина, то страшнее её явно не существовало в мире, кроме того, она отчасти была рептилией. Её тело вздымалось волнами плоти, бесформенными под шелковыми одеждами. Руки напоминали цепкие руки ящерицы, покрытые узором тусклых металлических чешуек. А ниже талии это была и вовсе змея, покрытая отвратительной слизью. И вокруг всего этого создания скользили волосы, больше напоминающие откормленных червей, — змеи-волосы, как у Медузы Горгоны. Голова-грудь с лицом старухи, древней, как мумия, вся была покрыта трещинами, гофрированная, беззубая и безгубая. Однако у неё было четыре длинных клыка, как у змеи, но сломанные и бесцветные. Отвратительная вонь исходила от чудовища. Этот запах смог бы поднять мертвого из могилы. И, наконец, Седревир с трудом смог отвести взгляд от него, и только тогда создание заговорило:

— Вы ранены от одного моего вида, — произнесла она. — А я существую в этом облике.

И это был голос потерянного ребенка, которому, казалось, вырвали сердце.

— Это не вызывает сомнения, госпожа, — ответил он.

— Но вы… вы одним поцелуем сможете освободить меня. И сколько будет длиться этот краткий поцелуй? Сколько без него продлится моя жизнь?

Затем Седревир снова уставился на чудовище. Его желудок подкатил к горлу, но теперь он увидел её глаза. Они казались бесцветными и слепыми, но взгляд их был полон слез и отчаяния. Сто веков ужасного страдания. Возможно, больше ста, но он должен принести искупление за эти страдания. Ведь в его поцелуе не будет ни вожделения, ни желания, а только спасение от ужасной смерти, и не было в этом никакого греха.

Так, Седревир, широко раскрыв глаза, уставившись на неё, склонился в облако вони и мерцающие тени. Он подсунул руку под голову чудовища, утопил руку в гуще волос-червей, а потом прикоснулся к лицу чудовища, прижал свои губы к её змеиному рту и поцеловал, вложив в этот поцелуй всю свою любовь и желание, которое раньше не даровал ни одной женщине. Ощущение было такое, словно он хватился за молнию или очертя голову бросился в море. А потом рыцарь еще шире открыл глаза, потому что увидел, что в руках у него девица, которая так прекрасна, что даже красота Замка Воздуха не могла затмить её. Волосы, струящиеся по его рукам, теперь больше напоминали нити дикого льна, сверкающие на солнце, её глаза стали омутами морской бирюзы, её губы — алым цветком, а кожа чистая, белая… И несмотря на всю свою воздушность, она была человеком. Но дамой столь совершенной… И вот её нежные пальцы коснулись его лба, словно лепестки. Рыцарь ощутил её дыхание, больше напоминающее свежий майский ветерок.

— Поцелуй меня ещё раз, — попросила она.

И в этот миг рыцарь не смог остаться самим собой, и поцеловал её, окунувшись в её красоту с неутолимой жаждой.

— Я тоже Моргаинор, — услышал он её шёпот. — Вот теперь вы отдали мне все…

И не было никакого грома и грохота камней, но свет неожиданно потух. Все пропало. Башня, небо, красавица, рыцари и девы, и корабль. Моргаинор растворилась, выскользнула из рук рыцаря — утекла, как вода. И Седревир остался во тьме. Сердце его было переполнено болью. Но ненадолго. Вот вспыхнула новая лампа. Словно солнце взошло в небо после шторма. Седревир замер, переполненный отчаяньем, почти с удовольствием готовый понести наказание за содеянное.

Далее через облака дыма Седревир увидел нечто похожее на золото, потом на серебро, а дальше — малиновый рубин, и потом настала очередь чего-то зеленого. Отбросив в сторону якоря, судно скользнуло куда-то вверх. Рыцарь видел предметы его поисков, висящие в темноте: копье, терновый венец и Грааль. И Седревир, словно в агонии, закрыл лицо и громко зарыдал, потому что только теперь понял, что ему никогда не достичь цели, которую поставил перед собой, — он никогда не добудет ни один из артефактов, за которыми охотился. И пока эти мысли клубились в голове рыцаря, налетел горький, жгучий ветер. А потом снова стало темно. И из тьмы, из-за правого плеча Седревира раздался голос. Рыцарь слышал его однажды, когда перед ними вставало видение в ночь Летнего равноденствия.

— Седревир, разве ты не был предупрежден, разве ты не слышал? Именно твои сомнения не