Дэвид Гаймер - Эра Зигмара: Омнибус Страница 45

— Ты не назовёшь фаворита? Ты не уверен, кто победит, — сказал Матрор. — Не хочешь принимать чью-то сторону. Кто может уважать такую трусость? Сегодня ты явил свою слабость, Орто.

Жрец бойни выпятил грудь и оскалился. В словах Матрора была правда.

— Разве что-то из этого имеет значение? — произнёс Череп. — Мир — лучший воин. Никто не сравнится с ним в мощи. Никто не собрал столько черепов, не пролил столько крови. Пожинает Мир черепа для Кхорна, или для мести, это не имеет значения. Любая смерть — это поклонение, неважно, как она дарована. Кхорна не беспокоит, чья льётся кровь.

Матрор злобно улыбнулся.

— Сейчас ты отлично поймёшь, о чём я, — с этим он выхватил меч и бросился на Мира.

Орда разделилась, подобно тому, как волнующееся море разбивается о рифы. Сдерживаемая на протяжении многих недель вражда разделила орду на две части — одна была за Мира, другая за Матрора. Сторонники Матрора превосходили числом сторонников Мира на треть.

Мир не мог говорить, но Мир мог слышать. Мир выглядел как безумное чудовище, но Мир мог думать.

И вот что он думал, обнажая Кровавую Злобу и Вора Черепов: “Матрор прав. У меня нет веры. Для Кхорна у меня есть только ненависть.”

Кхорн не беспокоился. Кхорн забавлялся, Матрор и в этом был прав.

Кровавая Злоба и Вор Черепов вопили от радости освобождения.

— Кровь для Кровавого Бога! — визжала Кровавая Злоба, красный топор.

— Черепа для Трона Черепов! — вторил ей Вор Черепов, чёрный топор.

— Я пролью больше крови, чем ты, — заявила Кровавая Злоба.

— А я соберу больше черепов! — фыркнул другой.

Топоры смеялись металлическим смехом, когда Мир взмахивал ими. Несколько созданий, достаточно целеустремлённых, чтобы рискнуть своими жизнями против Ушкара Мира, встали между ним и Матрором. Никто из них не был ему ровней, и все умерли быстро. Вор Черепов и Кровавая Злоба в своей вечной жажде выпили их жизненную влагу. Сверкающие поверхности топоров теперь были заляпаны принесённой ими смертью.

Две части орды громили друг друга, кровожадно завывая. Лязг сталкивающегося оружия полностью заглушил пение кровоцвета. Никого не удивляло, что их собственные товарищи напали на них; то были воины Кхорна, всегда готовые к кровопролитию и красной жатве черепов. Люди, которые ещё вчера вместе сражались и делились друг с другом плотью убитых хейранцев, сидя вокруг костров, сегодня с великим удовольствием погружали друг другу мечи в животы. Топоры сносили головы с плеч. Кровь брызгала из перерезанных артерий, когда конечности отсекались от тел.

— Кхорн! Кхорн! Кхорн! — ревели они. — Кровь для Кровавого Бога! Черепа для Трона Черепов! Пускай исполнится красный обет!

Спустя минуты, битва, начавшаяся, как столкновение двух сторон, переросла в беспорядочную свалку. Цветы безумно пели свою песню, а черепа на холме безучастно глядели на то, как воины Кровавого Бога убивают друг друга. Подобные зрелища были обычным делом в те мрачные времена.

Корд стоял неподвижно посреди этого урагана, ожидая какого-то знака, ведомого ему одному. Орто ревел молитвы Кхорну и сражался, но был осторожен, стараясь не помогать ни Миру, ни Матрору.

Череп прикрывал спину своего господина, его меч был достаточно быстр, чтобы превзойти любого противника, кроме разве что Избранных Крови.

В самом сердце битвы сражались Матрор и Мир. Они стоили друг друга. Расчетливый Матрор контролировал каждое движение и действие. Мир воплощал в себе ярость и неистовство, демонические топоры восторженно вопили, когда их хозяин прыгал и проворачивался в воздухе. Ни один из них не мог обрести преимущество. Щит Матрора отбил Вора Черепов и Кровавую Злобу, а те отразили его возвратные удары. Воздух вокруг смертоносцев был напоен дымом, идущим от клинков их оружий. Ослепительные разноцветные всполохи разлетались, когда те встречались. Кровавая Злоба и Вор Черепов выли от бешенства. Они проливали кровь легионов, и они не принимали поражения. Ни одно смертное оружие не могло выстоять против них, но клинок Матрора не был обычным. Могучий меч, тяжёлый от магии крови, он также был даром Кхорна. Повелитель Бойни был великодушен на блага, ему нравилось, когда они используются друг против друга.

Матрор парировал обратные удары Ушкара, соединив клинок и щита.

— Ты не сможешь победить, Мир. Тебе не хватает почтения к Кхорну. Лишь я достоин вести Рабов Крови. Сложи оружие и признай меня владыкой, тогда ты будешь жить!

Мир взревел и снова атаковал его. Слова, которые он не мог произнести, крутились у него в сознании. “Я ненавижу тебя, Матрор. Я ненавижу вас всех. Я смотрю на то, чем я стал, это чудовище из ярости и злости, и ненавижу самого себя. Но сильнее всех прочих, я ненавижу Кхорна, и я не успокоюсь, пока не проторю красную дорогу до самого конца и не встану перед его медным троном, держа топоры в руках. Ты не преградишь мне путь, ты падёшь предо мною”.

Кхорн сделал Мира безмолвным, и потому его слова остались невысказанными, но Кхорн слышал их. В ответ на предательские мысли Мира, руны на обруче, скрывавшем его смертные глаза, засветились растущим пламенем.

Жгучая боль впилась в голову Мира. Горнильный жар зачарованной меди жарил его кожу, продавливая железные гвозди глубже в кости черепа, в который они были вбиты, и буквально запекая его мозг. Рабы Крови считали обруч благословением, но это было не так. Кхорн позволил Миру жить, но он покарал часто и жестоко карал его за богохульство. Боль обернулась агонией. Думать стало невозможно. Мир отдался овладевшей им убийственной ярости. Оттенки красного, окрашивавшие его зрение стали углубляться, пока весь мир вокруг него не заволокло кровяным мраком. Вдалеке он слышал вой Кхорна, вечно голодного, требующего больше черепов, больше крови, больше войны.

III

— Любопытно… — пробормотал Многоглазый Слуга, наблюдавший за происходящим из своего хрустального донжона. Вглядываясь в разумы людей, он наслаждался их тайнами. Медный обруч вокруг головы воина был устойчив к ворожбе и почти сводил её на нет, но чернокнижник увидел достаточно, чтобы заинтересоваться мыслями Мира.

— Человек, который бросает вызов собственному богу, но при этом служит ему, — прошептал Многоглазый. — Человек, преданный Хаосу, но преследующий собственные цели.

Чернокнижник издал жуткий звук, служащий ему смехом.

— Как же он понравится Архаону! Как и они все!

Ещё многое предстояло сделать, чтобы точно убедиться в этом. Рабы Крови были небольшой ордой — их павший господин не был ни Кхулом, ни Баудраксом. Имени Калаза Иссекателя не знали в степи. И воспевал ли кто-то, в страхе или молитве, имя Ушкара Мира? Лишь немногие, если такие вообще были.

— Испытание, испытание, я должен устроить испытание! — зашипел Многоглазый Слуга.

Во Владении Зверей колдун узрел тысячи картин раздора и ужаса, мелькающих под его руками. В отдалённой земле он нашёл искомое. Огоры, последователи Шрамобрюха, пылали стремлением отомстить за смерть своего господина от рук Баудракса. Они сгрудились вокруг жрецов-поваров, которые в это самое мгновение преподносили отборные потроха своему богу, умоляя направить его народ к врагу.

Порталы-пасти раскрылись, столь же красные и влажные, как пищеводы. Огоры завопили, предвкушая месть, и устремились прямо в них.

Для создания, подобного Многоглазому Слуге, было проще простого устроить махинацию со столь примитивной магией и направить огоров, куда требовалось.

Где-то далеко во Владении Хаоса, Многоглазый Слуга услышал гневный дикий рёв, но не обратил на него внимания. Прожорливый бог был жалким. Тзинч — нет.

IV

Рабам Крови показалось, что Кхорну надоела их перебранка. Вокруг места, где схлестнулись в поединке Матрор и Мир, вдруг замерцал воздух в нескольких точках. Равнину затопила вонь магии. Потянуло зловонием порченого мяса, обильного пота и стухшей пищи. Едва оно достигло травы, песня кровоцвета смолкла. Разряды энергии начали потрескивать вокруг общей середины мерцаний.

— Узрите! Узрите! — заорал Орто, отрубая голову вопившему кровавому налётчику. — Грядут новые враги! Кхорн благословил нас! Кхорн услышал нашу войну! Черепа! Черепа! Черепа!

Поначалу волшебная гроза беспорядочно метала молнии, заземлявшиеся через оружие мёртвых. Но затем зубья магической силы сосредоточились и собрались в два размыкающихся ряда трещащих всполохов, похожих на кинжалы. Только когда вихри успокоились, стало понятно, что это зубы, а в целом картина очень походила на рот Мира — безгубый, сочащийся слюной.

Первый из этих ртов раскрылся с рёвом, обратившись в зияющую круглую пасть. Дрожащая поверхность врат владений, растянувшаяся внутри неё, была тонкой, как ниточка слюны.