Олег Бубела - Воин Страница 45

Лицо начальника приобрело злое выражение.

— Да я бы гада... — он осекся.

— Я так и сделал, — невозмутимо заметил я.

Начальник посмотрел в мои честные глаза и заявил:

— Что ж, придется мне теперь обязать дежурного по лагерю зажигать лампу в сортире, чтобы больше не допускать таких нелепых случайностей! Ты свободен, — кивнул он мне.

Я отдал честь, развернулся и вышел из кабинета. Фуххх! Пронесло меня, причем именно в переносном смысле. На будущее нужно быть внимательным и не применять характерную технику, когда можно обойтись имитацией несчастного случая, подумал я, шагая обратно. Наш отряд уже построился для строевой подготовки, которая традиционно проводилась Лаприцем. Я пристроился в конце колонны на своем месте, а на вопросительные взгляды ребят ответил:

— Все нормально, Зюзя просто стал жертвой очень несчастного случая.

— А этому несчастному случаю случайно наказание не назначили? — уточнил Дин.

— Ни малейшего, — ответил я.

— А ну прекратить разговоры в строю! — сегодня Лаприц и не думал снижать децибелы. — Направо! Шагом марш!

Занятие обещало быть долгим.

А вечером после ужина ко мне пристали с расспросами ребята. С неохотой я поведал им о событиях этой ночи, сказав, что настиг Зюзю, когда он потащил в город мои вещи. О скупщике я решил умолчать. Парни похвалили меня, сказав, что ворам там самое место и отстали, но один десятник, Шрам, прилип ко мне с расспросами, где именно находится то место, где лежит бревно. Я понял, что ему просто очень хочется прогуляться, а потому не посмел отказать и подробно объяснил, как его найти. Неужели за месяцы службы бойцы не разведали все удобные места для самоволки? Ответ на этот вопрос я получил все у того же десятника, который просветил меня, что здесь часто ходят патрули, а кто попадется им на глаза, рискует пожизненно оказаться в нарядах на кухню. Что-то их я не сильно замечал за время моего пребывания в лагере, но поверил ему на слово, отправившись тренироваться с начальником.

Следующие три дня прошли, как обычно, за исключением того, что вечером второго, возвращаясь посреди ночи после долгого разговора с Алоной, я столкнулся в дверях со Шрамом. Посторонившись, давая ему пройти, я молча зашел внутрь и на следующий день не задал ему ни одного вопроса, хотя тот и кидал на меня тревожные взгляды. Когда под вечер его нервозность мне порядком надоела, я намеренно задержался перед ужином и схватил его за рукав, увлекая в сторонку.

— Чего ты дергаешься? — спросил я его.

— А тебе что с этого? — зло ответил Шрам.

— Не тупи, я тебя закладывать не собираюсь, так что можешь гулять, сколько влезет. Просто не смотри больше на меня такими злыми взглядами. Если не хочешь говорить, чем занимаешься, это твое личное дело. Спрашивать я ни о чем не буду.

Лицо Шрама расслабилось и он с облегчением сказал мне:

— Спасибо, Алекс, я твой должник!

— Ерунда, мы же из одного отряда, — ответил я ему, думая, что должников у меня развелось в последнее время...

После этого он стал вести себя со мной, как и раньше, а его тайна так бы и осталась тайной, но через два дня произошло новое ЧП, которое опять поставило лагерь на уши. К этому событию я имел самое непосредственное отношение, но по понятным причинам в нем не участвовал. Почему так вышло, я объясню подробно. Утром выяснилось, что наш десятник Шрам умер. Восстанавливая события, можно с легкостью нарисовать картину того, что с ним происходило той ночью и понять, как глупо закончил свою жизнь наш десятник.

Выяснилось, что после того, как я рассказал об удобном ходе за пределы лагеря, Шрам каждый день отправлялся на ночные прогулки, но не просто так, а по известному ему адресу. Именно там жила одна смазливая девушка, которая каждую ночь тайком от родителей впускала в свой дом доблестного десятника и проводила в его объятиях много времени. Как и когда Шрам с ней познакомился, так и осталось тайной, но остается фактом, что пять ночей боец вовсю развлекался, предаваясь плотским утехам. Это все кончилось в один миг, когда в комнату девушки ворвался её разъяренный отец с намерением убить подлого насильника.

Шрам естественно не мог бить родителя своей девушки, а потому решил спасаться бегством, выпрыгнув в окно, вот только полуспущенные штаны не дали ему совершить хороший разбег, в результате чего десятник зацепился за подоконник и полетел вниз головой на мостовую. В итоге папаша девушки с утра заявился к начальнику лагеря, требуя, чтобы убрали труп из-под его окон и выплатили компенсацию его дочери за поруганную честь. Карин тело приказал доставить в лагерь, а от компенсации отмазался, сказав, что пока отец не предоставит весомых доказательств, что девичья честь была поругана именно его солдатом, о деньгах не может быть и речи.

Вот так и получилось, что мой совет и искреннее желание помочь обернулись смертью моего товарища. Это я констатирую факт, а не обвиняю себя в чем-то. Однако все же мне было немного стыдно, что мой ученик, которого я гонял почти две десятицы на полосе препятствий, мог так глупо погибнуть, неудачно выпрыгнув со второго этажа. После обеда меня вновь позвал к себе начальник лагеря, а я задумался, как же он узнал на этот раз?

Карин был очень раздраженным и злым, поэтому даже не поприветствовал меня, хотя утром мы еще не виделись на тренировке. Я отдал честь и вытянул руки по швам, ожидая грома. И он грянул.

— Теперь ты десятник, понял? — сказал мне начальник и добавил, видя, что я уже открываю рот для возражений. — И не отказываться мне! Это приказ! У меня и так недостача десятников в третьем отряде, а тут еще такое... Пойдешь сейчас на склад и получишь форму офицера и лычки капрала, а затем возьмешь на себя первый десяток и пяток новичков и будешь продолжать их гонять, у тебя довольно неплохо это получается.

Ну да, подсластил пилюлю, подумал я, глядя на начальника изподлобья. У него недостача, а мне теперь отдуваться. Однако поняв, что возражать можно, но бесполезно, я только отдал честь и сказал:

— Разрешите идти?

— Иди, десятник! — сказал мне на прощание командир.

Я развернулся, вышел из домика начальства и грязно выматерился, так, что даже проходящий мимо командир Ринок немного притормозил и заслушался. Затем я развернулся и пошел на склад за обмундированием. Попытка кладовщика выдать мне старую форму была весьма безуспешной, так как у меня было препоганое настроение. Под моим злым взглядом хозяйственник стушевался и принес мне новую черную форму и капральские лычки. Взяв все это, я отправился в барак переодеваться, а после вернулся к ребятам.

— Кто из вас в первом десятке? — спросил я их.