Айя Субботина - Время зимы Страница 45

Коридор закончился неожиданно. Стены немного разошлись, вливаясь в пещеру. Их трех факелов продолжали жить только два и те угасали, а путеводного шара Миэ не хватало, чтобы осветить всю пещеру, но чернота, что стерегла пещеру, казалась не слишком плотной. Здесь потолок нависал совсем низко, был таким же гладким, как стены и пол; казалось, кто-то нарочно стер в пыль все острые выступы, и избавился от пещерных грибов. В стене, рядом с тем местом, где оборвался коридор, Миэ заметила пустой держатель для факела.

— Чудно? — протяжно сказал Дорф и переступил грань, за которой начинался зал. — Погляжу, что там впереди.

Миэ пожалела, что с ними нет Раша. Кто знает, что могут таить в себе стены пещеры? До того, как отряд разведчиков зашел в Хеттские горы, таремка успела наслушаться про ужасных огненных тварей и пламень, выбивающийся прямо из-под земли, про непогребенные души погибших смельчаков и врата в мертвое царство Гартиса. И ни слова, про обитаемые пещеры.

Пламя факела в руке Дорфа распугало тьму. Пещера оказалась не такой большой, как подумала Миэ. С того места, где остановился Дорф, поднимая факел на вытянутой руке, желтый свет от огня очертил плотное кольцо стен. У западной, в половину роста взрослого человека, разлеглась куча хлама, напротив нее, на вбитых в стену деревянных колышках, висели одежды, как показалось Миэ — несколько старых черных плащей.

— Здесь, видать, выход-то один, — сказал кривоносый, разглядывая потолок, будто хотел высмотреть там спрятанный путь.

Миэ вошла следом, подталкиваемая любопытными деревенскими. Они высыпали в пещеру, как горох из стручка. Волшебница задержалась у стен с держателем, поджидая Банру. Жрец, воспользовавшись короткой задержкой, достал из заплечного мешка ящик с настойками и зельями, выбрал одну из склянок и, откупорив пробку, влил на язык пару капель. Миэ почувствовала знакомый запах терпкой горечи.

— Настойка из хасиса? — Она не ждала ответа, стараясь одновременно не упускать из виду северян, столпившихся у кучи хлама: они предусмотрительно тыкали в нее острогами и вилами. — Банру, хасис туманит рассудок.

— Я жажду тумана, госпожа моя, — ответил Банру. — Силы покидают меня, отчаяние терзает душу, лишенную единственной отрады — прекрасного лика Лассии. Моя богиня…

— Не думала, что вера твоя так слаба, — грубо оборвала Миэ, метнула взгляд-молнию на склянку в ладони Банру и отвернулась, чтоб не поддаться желанию, залепить жрецу пощечину. Банру нравился ей своим непоколебимым духом и мудростью, но, как оказалось, все это испарилось, стоило солнцу покинуть его. — Зачем только поплелся следом. Ответом ей стал звук нового глотка.

— Эрель, — окликнул один из северян. — Мы тут кой чего отыскали.

В куче хлама, которую деревенские растащили вилами, нашлось несколько книг, обломки глиняной посуды и небольшой ящик, в нескольких местах почерневший, как от огня. Северяне не спешили притрагиваться к находкам и Миэ, поворчав, первой приступила к осмотру.

Книги оказались старыми — их пергаментные страницы курчавились обожженными краями, чернила выцвели от времени. Медные уголки обложек растеряли благородную позолоту. Книги высоко ценились на рынке, на изготовление одного тома уходило много времени, сил и золота. Те три, которые Миэ лишь бегло осмотрела, могли потянуть на полсотни золотом, несмотря на потрепанный вид.

— Мы возьмем книги, — сказала Миэ и, недолго думая, сунула все три тома в свой заплечный мешок, тот разом заметно потяжелел.

— В тех книгах чего-то важное, эрель? — Дорфу не понравилось, что чужестранка прибрала к рукам найденное в их горах и, по праву, принадлежавшее северянам.

— Сказки. — Миэ обезоруживающе улыбнулась. — Как только вернемся, я обязательно прочту вам одну или две.

В глазах северянина скользнуло сомнение, но он не решился спорить с волшебницей. Вместо этого он первым забрал ящик, на который нацелилась Миэ, и унес его в сторону, подальше от загребущих рук таремки. Миэ, не будь она так сосредоточена, залилась бы хохотом, глядя, как Дорф бестолку вертит находку.

— Раз была посуда, значит были и люди, — раздался над головой таремки безжизненный голос жреца.

Она покрутила между пальцами крупный обломок чаши, после отбросила его и поднялась, стряхивая с колен пыль.

— Что за книги ты спрятала, госпожа? — Глаза Банру уже загорались огнем, что пробудил дурман хасиса, на смуглой коже щек проступил лихорадочный румянец.

Миэ медлила с ответом, и, в тот миг, когда решилась говорить, пещера наполнилась пронзительным визгом. Один, второй, третий. Они раздавались оттуда, где на крючках висела одежда.

Писк был высоким и тонким, дребезжащим, будто натянутая тетива. Один за другим, северяне валились на землю, закрывая ладонями уши, корчась судорогами. Рты их раскрывались, но крик тонул, как и все остальные звуки. Остался лишь пронзительный визг и тени под потолком.

Миэ в последний момент успела заметить, как одна из темных накидок, встрепенулась и сорвалась с места. То, что казалось тканью, обернулось летающей тварью, чьи крылья были похожими на кожистые крылья летучих мышей. «Накидка» зависла под потолком, развернулась, показывая обратную сторону себя — на брюхе белесая кожа, покрытая мелкими пятнами, на которой скалился рот, полный мелких острых зубов. Сквозь них сочился раздвоенный змеиный язык.

Волшебница билась агонией. Волны магии, донимающие ее в пещере, сделались сильнее. Она перевернулась на спину, потом на бок, вгрызаясь ногтями в пол. В голове пульсировала боль. Путеводный шар, потерявший контроль, хаотично метался по пещере. Света от него становилось все меньше, но летуны шарахались, стоило шару оказаться поблизости.

Всего в нескольких шагах от того места, где лежала, Миэ увидела одного из северян. Мужчина лежал на земле, руки и ноги его мелко дергались, будто в судороге, рядом валялся потухший факел, а на груди несчастного сидела черная тварь. «Накидка» разинула рот и буквально заглотила лицо северянина. Еще одна стремительно спикировала вниз, выбрав себе другую жертву. Третий летун продолжал вертеться под сводом пещеры, будто выжидал, пока насытятся остальные.

Единственный, кто устоял на ногах, был Банру. Одурманенный настойкой хасиса, которую часто давали тяжелораненным воинам, чтобы те могли забыться в царстве грез, Банру уставился на летающую под потолком тень. Казалось, они вели безмолвный поединок.

Миэ разразилась новым беззвучным воплем боли. Она потянулась к жрецу, почти не веря, что он заметит ее. Так и сталось — Банру, немигающим взором, глядел лишь на чернокрылого летуна.