Николай Басов - Поиск неожиданного Страница 45

— Да зачем тебе к нему, рыцарь? — Капитан еще разок осмотрел всех этих свалившихся на него неизвестно откуда пришлых бродяг. Впрочем, следовало признать, на бродяг они были мало похожи. Но ведь и на наемников, вдруг воспылавших желанием вступить в победоносную армию, они тоже не походили… В отчаянии он спросил уже почти как подчиненный: — И потом, что же, к нему и вот этих вести, что с тобой?

— Лучше будет, если и они со мной пойдут, — рассеянно отозвался рыцарь, и это, кажется, все дело и решило.

— А до утра подождать?..

— Никак невозможно, капитан.

Их отвели, перед шатром, впрочем, отобрали оружие, даже обыскали на предмет, если кто-то из них прятал тайный клинок или что-либо смертоносное, могущее послужить оружием. Ничего не нашли, кроме кошеля с монетами, но его отбирать не стали, хотя и сам Сухром, да и Датыр, могли бы воспользоваться им, при необходимости, как весьма удобным подручным средством для убийства, их обоих этому когда-то учили, и навыков этих они, конечно, не утратили.

В палатке у Плахта горело не менее чем с полдюжины факелов и было светло, будто днем, и очень тепло, даже душновато, насколько в палатке вообще могло быть душно. Вокруг небольшой жаровни, перед которой восседал в своем походном креслице командующий, стояли с полдюжины офицеров, слушали Сурового, и кое-кто даже отваживался высказывать свое мнение. Разговор шел о том, как вести пандус к стенам города, чтобы потом по нему забросить в Колышну атакующие войска.

— Пандус этот, конечно, потребует немало сил, — говорил Плахт. — Но с другой стороны, сделать его можно будет просто, если побольше щитов наколотить и мокрыми шкурами обложить, чтобы их стрелы увязали и чтобы они не подожгли щиты эти, предположим, горящим маслом.

— Все равно будут пробовать поджечь, — сказал кто-то из офицеров в ранге майора.

— Будут, но щиты можно и оттаскивать в таких случаях, а им на смену выставлять новые. Кроме того, я сомневаюсь, что у них надолго теперь, после поражения в лесной драке, духу для сопротивления хватит. Понимаешь, майор, — обратился он к отозвавшемуся на его речи офицеру, — пандус имеет то преимущество, что осажденным его приближение и его эффективность кажутся необоримыми, мнится, что остановить его невозможно…

— Они могут надстроить стены в том месте, где, по их мнению, пандус в стены упрется, — сказал другой офицер.

— И это верно. Но строить-то они из чего будут? — отвечал Плахт. — Ну разберут пару соседних домов, ну сколотят из них надставку над стенами, но это будет хлипкая защита, гниловатая или сухая, вот ее-то уже мы, в свою очередь, попробуем сжечь. Или тараном проломить, когда пандус до верхушки стены построим и на него оный таран втащим.

— А вдруг они действительно сильную надстройку выставят, с деревом они обращаться умеют, и плотников у них в городе — куда как достаточно…

— Командующий Плахт! — позвал капитан, приведший Сухрома, Датыра и Крепу, которая как ни пригибала голову, а все равно чуть не вполуприсяде должна была в эту палатку втащить свое большое тело. — Эти вот… К тебе потребовали отвести.

— Кто такие? — спросил Плахт, чуть глянув на пришедших.

— Неведомо, — отозвался капитан. — Этот вот говорит, что он — рыцарь какого-то Ордена, это — его оруженосец, а циклопа…

— Их что же, не могли расспросить как следует?

— Сказали, только тебе отвечать должны… — Капитан уже и не рад был, что послушал рыцаря, но деваться было некуда. — И еще вот что… Неожиданно они в лагере появились, как разъезды и посты наши миновали — непонятно. Вроде бы все на местах стояли и обязаны были их заметить, если бы они прямиком попробовали в лагерь войти…

— Ладно, — тряхнул бородой Плахт. — А посты ты теперь для верности еще разок обойди, посмотри, не спят ли где, или в кости игру затеяли, тогда им, конечно, не до пришлых разных… — И командующий Плахт по прозвищу Суровый взглянул на тех, кого к нему привели.

Был он, пожалуй, даже чуть меньше росточком, чем обычные карлики здесь, на юге, бывают. Но кряжистый и чуть горбатенький, что частенько в его племени случается. Глаза имел круглые, очень большие, чем-то похожие на совиные, и моргал так же медленно. А вот за бородой он ухаживал — любо-дорого было посмотреть, разумеется, тем, кто понимает. Она была расчесана и заплетена в три косицы, и по вискам, над левой и правой скулами волосы уже стали немного седеть, что придавало всей этой растительности вид благообразный и значительный.

— Нуте-с, господа пришлые, — начал Плах, — зачем пожаловали?

— Нужно поговорить, господин Плахт, — ответил рыцарь. — И лучше бы без свидетелей.

— Даже так? — усмехнулся Суровый. Но голос его никакого веселья не выдавал. — А вот это — уже вряд ли, солдат.

Рыцарь поежился, как-то так получалось, что он вдруг даже через одежду, через все эти слои ткани и кожи стал ощущать, как медальон, который был у него на груди, стал горячим и колючим — требовал, чтобы его достали, только доставать его Сухром не спешил.

А может, подумалось ему, медальон как-либо оказывает на Плахта свое воздействие, пробует помочь ему, рыцарю Бело-Черного Ордена, и хотя ощущать эту активность магического знака Госпожи было не, совсем приятно, его реакция внушала определенные надежды, что все правильно, что они нашли того, кого медальон сам же для себя и выбрал.

— Ты не все еще понимаешь, Плахт, — строго сказал тогда Сухром. — Я могу тебе все объяснить, но лучше будет, чтобы… Лучше, чтобы эти-то все ушли. Плахт нахмурился:

— Рыцарь, — если ты предпочитаешь, чтобы тебя называли так, а не иначе, — я вас всех могу повесить как шпионов. Я многое могу… Поэтому, если есть у тебя что-то, что мне знать будет интересно, тогда — говори.

— Мы за тобой пришли издалека, — сказал рыцарь, решив, что, пожалуй, дальше уговаривать Плахта выслать всех офицеров из палатки будет уже неразумно, а может, и вовсе плохо окончиться. — Нам нужно, чтобы ты поехал с нами.

Кто-то из офицеров рассмеялся, кто-то нахмурился, кто-то попробовал что-то сказать… В общем, в палатке на краткий миг установился гвалт и шум, слишком уж неожиданно прозвучали слова рыцаря. Но следует заметить, что один из малых чиновников, из тех, что подчинялись главному советнику его светлости и кого оставили, чтобы он присутствовал на всех совещаниях вроде этого и все записывал, не растерялся и продолжал невозмутимо писать. Это-то Плахт заметил в первую очередь:

— Ты этого не пиши, советник, это так… Дурость одна, и ничего больше, не стоит отвлекаться в своих донесениях на всяких полоумных. — Он повернулся к Сухрому, даже кресло немного довернул, чтобы удобнее было на него смотреть. — А вот знаешь ли, рыцарь, у меня уже есть служба. И есть дело, которое следует сделать.