Оксана Панкеева - Поспорить с судьбой Страница 45

— Что именно в нем показалось тебе страшным? — уточнил король, задумчиво попыхивая трубкой.

— Выражение… и взгляд… не знаю… трудно описать. Помнишь, когда ты зашел ко мне после утверждения списка? Только еще страшнее.

— Попробуй определить, что именно выражает мое лицо.

— Потрясение… Отчаяние… не знаю… Оно словно каменное, застывшее, и неживой какой-то взгляд… страшный. Ты идешь по коридору…

— Постой, Мафей, подробнее, пожалуйста. Итак, какой именно коридор?

— По-моему, тот, что ведет сюда, в твои апартаменты. Большой.

— Во что я одет, что у меня в руках, присутствует ли еще кто-либо?

— Ты один. В руках у тебя ничего нет. Одет ты… в белое. Во что-то белое.

— Во что именно? Это белье, рубашка, костюм белого цвета, простыня?

— Скорее, костюм. Помятый и не совсем чистый, как будто ты его некоторое время носил. Камзол распахнут, и его плохо видно, я не смогу описать. Да и весь ты какой-то… растрепанный.

— То есть, непричесанный?

— И непричесанный, и камзол нараспашку, и ворот рубашки расстегнут. Ты входишь к себе, останавливаешься в гостиной, смотришь куда-то в сторону… с болью и отчаянием. Затем входишь сюда, в кабинет, и садишься за стол. Достаешь из сейфа бутылку… Шеллар, а зачем ты ее в сейфе хранишь?

— По привычке, — кратко пояснил король. — Не отвлекайся.

— Ставишь перед собой и долго на нее смотришь. Но не наливаешь и не пьешь, просто смотришь, как бы сквозь нее, непонятно куда. Потом опять лезешь в сейф, достаешь пистолет и молча стреляешь себе в висок. Шеллар, это меньше всего было похоже на неудачную попытку. Выстрелом тебе снесло полчерепа… и… — Мафей коротко всхлипнул и снова расплакался, спрятав лицо в ладони. — Шеллар, мне страшно! Я не хочу, чтобы ты умер!

— Не плачь, малыш, — король печально улыбнулся и полез в сейф за бутылкой. — Все не так страшно. Вернее, это могло бы быть страшно, если бы ты меня не предупредил. Но теперь-то я все знаю. И это не какой-то загадочный случай вроде той стрелы, которая непонятно откуда взялась, или вышитой скатерти, на которой лежал Жак и которую при всем желании нельзя было опознать. В той ситуации, которую ты изложил только что, масса конкретных указаний на место, обстоятельства и причину несчастья. Следовательно, его вполне можно избежать. Не плачь. Налить тебе?

— А можно? — Мафей удивленно отнял ладони от лица.

— А мы мэтру не скажем. Много нельзя, пьяные маги — это стихийное бедствие, но чуть-чуть можно. Чтобы ты успокоился. По-моему, ты достаточно взрослый, как тебе кажется?

Мафей поспешно кивнул. Король неторопливо налил коньяк в два серебряных стаканчика, которые достал из ящика стола, и продолжил:

— Ну, а раз тебе кажется, что ты достаточно взрослый, чтобы пить, перестань плакать. Будущее не так уж безысходно предопределено, и его можно немного скорректировать. Предсказания дают наиболее вероятный вариант, но не единственно возможный. Многое в нашей судьбе зависит и от нас. Так что, не отчаивайся раньше времени.

— Разве судьбу можно обмануть? — Мафей утер слезы и потянулся за стаканчиком.

— Вот те раз! А не ты ли пять минут назад требовал с меня клятву, надеясь, что этим можно исчерпать проблему? Нет, Мафей, судьбу нельзя обмануть, но ей можно сказать «нет» и категорически отказаться играть по ее правилам. Не переживай, малыш. Мы так просто не сдадимся. Будь здоров.

Мафей залпом опрокинул свой стаканчик, задохнулся и закашлялся.

— На выдохе надо пить, — заметил король. — Чему тебя только учат наставники? Наверное, мэтр тебе не позволяет даже нюхать, утверждая, что магам вообще нельзя пить?

Мафей согласно кивнул и пожаловался:

— Он говорит, что на магов алкоголь действует иначе. А за Этель я ничего странного не замечал.

— Я тоже, — согласился король. — Потому и позволяю себе сомневаться в его словах.

— А что можно сделать… чтобы сказать судьбе «нет»? — вернулся к вопросу Мафей.

— В данном конкретном случае — очень даже многое. Если ты когда-либо обращал на это внимание, я крайне редко надеваю белое. Просто не люблю этот цвет, и белый костюм надеваю только в особых случаях, когда это предусмотрено церемониями и протоколом. Не так уж сложно принять меры предосторожности в столь редкие дни. Ради твоего спокойствия я тебе даже обещаю, что в дни таких церемоний буду отдавать свои пистолеты на хранение лично тебе. Если ты, конечно, в свою очередь, пообещаешь с ними не играть. Далее, мы обязательно предупредим мэтра, чтобы он в такие дни постоянно находился рядом и за мной присматривал, поскольку у меня есть сильное подозрение, что мне, для того чтобы совершить нечто подобное, нужно прежде сойти с ума. Не смотри на меня с таким ужасом, это, конечно, достаточно страшно само по себе, но не смертельно и излечимо. Жаль, конечно, что из твоего сна непонятно, что довело меня до такого состояния, если бы мы знали еще и это, было бы еще проще. Но я над этим подумаю. Кстати, Мафей, ты в последнее время не видел других снов, которые скрыл от меня, чтобы не расстраивать? Я имею в виду, не случится ли с кем-либо из близких нам людей чего-то такого, от чего я мог прийти в такое отчаяние?

— Видел, — признался Мафей. — Я собирался тебе рассказать немного позже… но не думаю, чтобы этот человек был тебе так дорог, чтобы из-за него стреляться. Это за Ольгой надо будет присмотреть в случае чего.

— Тебе снился Кантор? С чего бы? Странно… Действительно, это не тот случай, который мог бы меня потрясти. Я даже не удивлюсь, если с ним что-то случится. Жаль, конечно, но не до такой же степени. Да и Ольга тоже… хотя она по-своему дорога мне, и я буду просто безутешен, если она не переживет его смерти, но это не причина для безумия и самоубийства. И поскольку ни Жак, ни Элмар, ни Азиль тебе не снились, я попрошу тебя, малыш, быть осторожнее. Именно тебя. Ты понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Мафей. — Но все равно не думаю, что…

— Вот и хорошо, что понимаешь. А теперь, если ты не слишком пьян, будь добр, расскажи мне заодно, что же случилось с нашим наглым мистралийским приятелем.

— Почему наглым? — не понял Мафей.

— Потому, что я так считаю. Он мне нахамил несколько дней назад, и исключительно по причине собственной наглости. Поэтому я так и выразился.

— Он тебе нахамил? — изумился Мафей. — Я думал, он только мне хамит, потому, что я…

— Потому, что ты такой молодой? Да нет, он всем хамит, у него такая манера общаться.

— Я ему скажу, чтобы он перед тобой извинился. Что это он, в самом деле…

— Не надо. Мафей, ты что же, думаешь, что я сам не в состоянии за себя постоять? Я ему ответил так, что на него жалко было смотреть, и он тут же стал вежливым и учтивым.