Виктор Демуров - Зарницы грозы Страница 45

— А ну прекрати. Будешь пить — буду кусаться.

— Что тебе не нравится? — миролюбиво спросил Оскар.

— Запах этой дряни, вот что. И еще тебе вредно.

— Шш, не кричи так. Давай поедим.

Трактир в этом городе был только один — «У Руггедо». Оскар добрую минуту смотрел на вывеску:

— Будь я проклят, если это тот самый Руггедо...

Он толкнул дверь и вошел в душный полумрак. Несмотря на ранний час, там уже было двое или трое посетителей. Хозяин скучал, облокотившись на стойку. Завидев Оскара, он разинул рот так, что выпала тлеющая пахитоска:

— Кого я вижу, чесать мой лысый череп!

— Тс! Тихо! — взмолился Оскар, чувствуя кожей удивленные взгляды. — Король Гномов! Ты ли это!

— Какой я сейчас, в курицу, король! — Руггедо вытащил другую пахитоску, пальцем зажег ее, выдохнул дым в лицо Оскару. — Ты что здесь делаешь?

— А ты что здесь делаешь? Я думал, тебя давно за решеткой сгноили!

— Выпустили за хорошее поведение. И засунули в эту дыру.

Когда Оскар в последний раз видел мятежного гнома, тот был круглым, как шар. Теперь Руггедо схудел до костлявости, еще больше постарел, а хитрая искра в глазах окончательно сменилась саркастичной злобой. Сначала он был за Микки Мауса. Потом против. Потом против тех, кто был против. Руггедо не нравился никто. В его хорошее поведение было трудно поверить — скорее всего, он исчерпал терпение даже начальника тюрьмы. С Изумрудным Братством гном тоже был на ножах, но ведь столько воды утекло с тех пор...

— Надолго к нам? — спросил Руггедо, протирая кружку.

— Не знаю. Если есть где подешевле остановиться. Ну и работа какая-нибудь, — Оскар понизил голос, — где печать не нужна.

Взгляд гнома метнулся к правой руке Оскара. Тот был в перчатках.

— Работы здесь и так нет, — буркнул Руггедо, — а тем более для беспечатных. Ну ты смеешься, что ли? Валил бы ты отсюда к яйцам, пока цел. Тут на постой целый полк стрелков остановился, прямо на соседней улице. В столицу идут.

— В столицу? — удивился Оскар. — Зачем?

— У тебя палантира нет, что ли?

— Я их не смотрю.

— Ну и дурак! Сборища там будут, сборища! Из таких вот как ты — против печатей, против поборов, против войн, против еще чего-нибудь. А за порядком следить надо? Надо. Чуть ли не со всей страны стрелков созывают, желток им в дышло.

— Это же какие там будут сборища?

— Мирные! Говорят, мирные. Но людей — толпы. Отовсюду стекаются. Микки Маус на ушах своих оттопыренных стоит. Да вон, — Руггедо махнул тряпкой в угол, — там человек, который как раз в столицу идет. Его расспроси.

— Стрелок?

— Одубел, что ли? Нет, обычный. Ну, — Руггедо перешел на шепот, — смотря с какой стороны обычный. — Он затушил пахитоску о стойку и достал новую.

Взяв себе с Тото на двоих цыпленка и воды, Оскар подсел к незнакомцу. Тот, как изваяние, не моргая смотрел в окно. Широкий красный плащ скрывал его фигуру. Выпростанные из рукавов кисти были худыми, паучьими. Оскар отметил про себя, что печати горожанина у человека не имелось, но он, казалось, совершенно этим не был озабочен.

— Добрый день, — сказал Гудвин Зет. — Мне сказали, вы едете в Метрополис...

Незнакомец, не поворачиваясь, разомкнул сухие полные губы.

— Еду. И что?

— Скажите, пожалуйста, что там будет?

Человек повернулся. Он был совершенно сед, лицо бороздили морщины, но глаза сверкали страшным нутряным огнем. Оскар невольно подался назад.

— Сборища, — изрек незнакомец. — Очень много.

— Да, я знаю. Но кто их устраивает? Почему?

— Никто. — Глаза смотрели в упор, прожигая Оскара насквозь. — Люди выходят сами.

— Но так не бывает.

— Однако так и есть.

Человек вновь отвернулся.

— Интересно, — тихо сказал Тото. Он обьел крылышко цыпленка. — А ты жаловался. Давай пойдем с ним.

— Что? Но зачем... Но там стрелки...

— Трус. А я бы пошел.

— У меня быстрый конь, — сказал старик. — Вашему за ним не угнаться.

— У нас нет коня.

— Тем более.

Снова воцарилось молчание. Человек в красном плаще смотрел за окно, видя там что-то, доступное только ему. Оскар и Тото ели. Когда лучи утреннего солнца упали незнакомцу на лицо, тот поморщился, надвинул капюшон и встал из-за стола. Прихватив с пола небольшой мешок, старик вышел. Оскар в окне видел, как его собеседник легко вскочил на крупную серую лошадь, пришпорил ее и пропал во взвихрившейся поземке.

— Ну как? — захихикал Руггедо. — Поговорили?

— И давно он здесь?

— Всю ночь сидел. Не ел, не спал.

— Без печати, — сказал Оскар, — а стрелков не боится.

— Тю, стрелков! Тут приходил вчера молоденький, навеселе. Попытался доколупаться. Ты кто, чего такой смурной, почему побеседовать не желаешь. Этот красный к нему сперва и не поворачивался, но парнишка разошелся, рукой по столу прихлопнул. Старик как на него посмотрел — к месту пригвоздил. Стрелок потом только мычать да ползать мог. Так, на карачках, от нас и уполз.

— Шляпа ты! — с укоризной сказал Оскару Тото. — Поехали бы с ним, никто бы нас не осмелился тронуть!

— Как бы я с ним поехал? Позади седла?

— О! — засуетился Руггедо. Он смахнул тряпкой пыль с висевшего под потолком палантира. — Смотри, смотри! Яйца зеленые! Диких русичей показывают!

На самом деле, конечно, не русичей — для заморца Руггедо и Тридевятое, и Залесье, и все берендейские княжества были на одно лицо. Как раз берендеев и показывал волшебный шар. Оттеснив гарпию, в кадр лез его правитель, Тугарин Змей.

Баюн к тому моменту видел десятый сон. В царском тереме у него были свои покои и постель с теплой периной. Финист даже спрашивал, а спят ли звери в кроватях — может, на полу привычнее. Баюн над ним смеялся. Сразу видно, у человека никогда не было кошки. Это только в пословице волк всегда в лес смотрит, а на деле ни один зверь не променяет тепло очага на сырую землю. На перине Баюн и посапывал, раскинув лапы, когда в дверь постучали.

— А? — Рысь зевнул и тут же чихнул. — Что такое?

— Наместник требуют.

Да Вий его побери!

— Финист, — сказал Баюн, с полузакрытыми глазами входя в покои маршала, — у тебя сердца нет.

— Это не у меня, а у них! — Финист кивнул на блюдце с яблочком, где брызгал слюной Тугарин Змей.

— А в чем дело-то?

Оказалось, Тугарин затеял какое-то большое празднество. Что его укусило затеять это празднество прямо возле рубежей Тридевятого — Всеслав знает. Умом Тугарин никогда не отличался, зато наглости в нем было еще на двоих таких же. Он успел за время царствования Гороха уяснить, что русичи безответны, а ко смене власти еще не привык — или же пропустил ее мимо ушей. Пока берендеи голосили на всю степь и палили из пушек, порубежники молчали, но как только пушечное ядро рухнуло на землю Тридевятого, едва-едва не попав в домик для стражи, не выдержали. Оделись, взяли сабли, пошли выяснять, что творится. Берендеи же были основательно уже пьяными и посоветовали порубежникам отправляться на все четыре стороны. Русичи не стерпели, схватились за оружие. Успела пролиться кровь, прежде чем несколько берендеев, протрезвев и сообразив, бросились их разнимать. До смерти, к счастью, никто еще зарублен не был.