Нил Гейман - Звездная пыль Страница 46

– Со временем к ней привыкаешь, – объяснила черноволосая.

– В самом деле? И вы привыкли?

Лиловые глаза взглянули прямо в голубые, после чего женщина отвела взгляд.

– Нет.

Звезда отпустила цепь.

– Знаете, сначала этот парень посадил меня на цепь вроде вашей. Потом освободил меня, и я от него убежала. Но он отыскал меня и связал обязательством, которое для моего народа крепче любых цепей.

По лугу пробежал апрельский ветер, единым долгим вздохом шевельнув листву на кустах и деревьях. Женщина с кошачьими ушками откинула с лица волнистую черную прядку и сказала:

– Но тебя связывает еще одно обязательство, более давнее, – разве не так? Ты носишь с собой нечто, тебе не принадлежащее, и должна отдать его настоящему хозяину.

Звезда закусила губу.

– Кто вы? – спросила она.

– Ты же знаешь. Я была птицей в ведьмином фургоне, – ответила женщина. – А я знаю, кто ты, и знаю, почему ведьма так и не заметила твоего присутствия. Я также знаю, кто ищет тебя и зачем ты ей нужна. И еще мне известно происхождение топаза, который ты носишь на поясе на серебряной цепи. Зная все это, а также понимая, кто ты такая, я, конечно же, осведомлена о твоем обязательстве.

Женщина нагнулась и ласковыми пальцами убрала волосы с лица Тристрана. Спящий даже не шевельнулся.

– Сдается мне, что я вам не верю… и не доверяю, – произнесла звезда. На дереве над ними крикнула ночная птица. В темноте ее голос звучал очень одиноко.

– Я видела топаз у тебя на поясе, еще когда носила облик птицы, – объяснила женщина, вставая на ноги. – Я заметила его, когда ты купалась в реке, и сразу узнала.

– Но как? Как вы могли его узнать? – воскликнула Ивэйна.

Однако черноволосая ночная гостья вместо ответа покачала головой и ушла, бросив на спящего в траве юношу последний взгляд. И ночь сомкнулась за ее спиной.

Волосы снова упали Тристрану на лицо. Звезда наклонилась и нежно отвела их в сторону, не торопясь убирать ладонь с его щеки. А Тристран все спал.

Вскоре после рассвета Тристрана разбудил огромный барсук, ходивший на задних лапах и одетый в поношенный шелковый халат. Он долго сопел юноше в ухо, пока тот не открыл глаза. Тогда барсук церемонно спросил:

– Из семейства Тёрнов? Тристран из этого набора?

– У-гм? – отозвался Тристран. Во рту у него было противно, хотелось пить, язык обложило. Он с удовольствием поспал бы еще пару часов.

– О вас справлялись, – оповестил его барсук. – Джентльмены с той стороны стены. Похоже, с вами хочет переговорить некая юная леди.

Тристран тут же вскочил, широко улыбаясь, и тронул спящую звезду за плечо. Та распахнула сонные голубые глаза и пробормотала:

– А? Что?

– Добрые вести, – сообщил Тристран. – Помнишь про такую Викторию Форестер? Я, возможно, упоминал это имя раз-другой за время странствий.

– Да, – отозвалась звезда. – Возможно.

– Так вот, – продолжал Тристран, – я сейчас иду с ней повидаться. Она ждет по ту сторону. – Он помолчал. – Э-э… Знаешь… Наверное, будет лучше, если ты пока побудешь здесь. Я не хотел бы ее смутить и все такое.

Звезда повернулась на другой бок, прикрыла голову рукой и ничего не ответила. Тристран подумал, что она решила еще поспать. Он сунул ноги в башмаки, умылся в ручье на лугу и прополоскал рот, а потом сломя голову побежал в сторону деревни.

На этот раз брешь в стене караулили преподобный Майлз, приходской священник Застенья, и мистер Бромиос, трактирщик. Между ними, повернувшись спиной к лугу, стояла какая-то девушка.

– Виктория! – восторженно окликнул Тристран; но тут девушка обернулась, и он увидел, что это вовсе не Виктория Форестер (у которой, вспомнил юноша с облегчением, серые глаза. Вот они какие, ее глаза: конечно же, серые! Как только он мог забыть?). Но кто такая была девушка в новой шляпке и красивой шали на плечах, Тристран сказать не мог – хотя при виде него глаза юной леди наполнились слезами.

– Тристран! – выдохнула она. – И в самом деле ты! Я сперва даже не поверила! Ох, Тристран, как ты только мог?

Тут юноша наконец понял, кто она и почему упрекает его.

– Луиза? – неуверенно обратился он к сестре. И добавил: – Ты так выросла за время моего отсутствия! Из маленькой девчонки стала настоящей красавицей!

Луиза всхлипнула, вытянула из рукава льняной платочек с кружевами и шумно высморкалась в него.

– А ты, – сообщила она брату, промокая платком влажные щеки, – допутешествовался до того, что превратился в настоящего цыгана, лохматого и черного! Но все-таки ты выглядишь хорошо, и я ужасно рада. Пошли-ка, пошли. – И девушка нетерпеливо протянула ему руку с той стороны бреши.

– Но стена… – неуверенно возразил Тристран, несколько настороженно поглядывая на священника и трактирщика.

– А, ты об этом! Когда Вайстен и мистер Браун вчера сменились с караула, они заявились в бар, в «Сороку», и Вайстен принялся хвастаться, что они отвадили какого-то оборванца, который назвался тобой, и не пустили его в деревню. Как только до папы дошли такие новости, он… Он тут же побежал в «Сороку» и задал им обоим такую отповедь, что я просто ушам своим не верила.

– Некоторые высказались за то, чтобы пустить тебя в деревню сегодня утром, – вставил слово преподобный, – а другие предлагали подождать до полудня.

– Но сегодня утром у стены дежурят только те, кто не хотел заставлять тебя ждать, – сказал мистер Бромиос. – Не обошлось без некоторых интриг, но о них лучше поговорим позже, днем, когда я поставлю на лугу свою торговую палаточку. А пока скажу только, что рад снова видеть тебя в Застенье. Проходи.

И он протянул Тристрану руку, которую тот пожал с большим удовольствием. А потом обменялся рукопожатием и со священником.

– Тристран, – сказал преподобный, – думаю, ты за свое путешествие насмотрелся чудес.

– Пожалуй, что так, – согласился Тристран после минутного размышления.

– Ты должен непременно зайти ко мне в гости, – сообщил священник. – Мы выпьем по чашке чая, и ты подробно расскажешь мне обо всем. Конечно, когда тебе выдастся свободный часок. Хорошо?

И Тристран, который всегда относился к преподобному Майлзу с величайшим почтением, конечно же, согласился.

Луиза несколько театрально вздохнула и заторопилась в сторону «Седьмой сороки». Тристран нагнал ее в несколько шагов, и они пошли рядом.

– Я в самом деле очень рад тебя видеть, сестренка, – сказал он.

– Можно подумать, что мы не боялись за тебя до смерти, – сердито отозвалась девушка. – Ты со своим глупым бродяжничеством… Ты ведь даже не разбудил меня тогда, чтобы попрощаться! Отец стал сам не свой от беспокойства… А как ужасно было без тебя на Рождество! Когда мы доели гуся и пудинг, отец налил всем портвейна и поднял тост за отсутствующих друзей, а мама тут же принялась всхлипывать, как маленькая, и я, конечно, тоже разревелась, и даже папа начал сморкаться в свой лучший платок, а бабушка и дедушка Хемпстоки стали настаивать, чтобы все пускали шутихи и читали рождественские стишки, но от этого почему-то сделалось только хуже. Если честно, Тристран, ты нам все Рождество испортил.