Филип Пулман - Северное сияние Страница 46

— Что означает ящерица? — спросил Фардер Корам.

Девочка вздрогнула, словно очнулась:

— Н-не знаю. Вернее, я вижу, что именно она означает, просто прочитать не могу. “Молния” — это, наверное, гнев. “Младенец” — это я, кто же еще? Я совсем было увидела значение “ящерицы”, но только вы со мной заговорили, и оно куда-то ускользнуло, теперь не поймаешь.

— Я не хотел, прости меня, деточка. Давай остановимся, если ты устала.

— Нет, нет, я не устала.

Но старца не обманули ее слова. Щеки девочки пылали, глаза лихорадочно блестели. Чудовищное нервное напряжение и вынужденное заключение в душной тесной каюте сделали свое дело.

Фардер Корам посмотрел в иллюминатор. Уже почти стемнело. Лодка все ближе и ближе подходила к большой воде. Впереди открывалась дельта реки, где грязно-коричневая пенистая вода сливалась с хмурым низким небом. Лишь далеко на горизонте маячили огромные ржавые резервуары с каменноугольным спиртом, оплетенные паутиной труб и трубочек, да лениво поднимался к небу клуб вонючего дыма. Это работала спиртоочистительная установка.

— Где мы сейчас плывем? — спросила Лира. — Фардер Корам, миленький, ну позвольте мне хоть минуточку постоять на палубе, а?

— Мы входим в устье реки Коль. Вот погоди, до города доплывем, пришвартуемся, сойдем на берег и мимо Коптильного рынка пешком пойдем в порт. Через час-другой уже там будем, потерпи.

Ничто не нарушало тишины этого предвечернего часа. Лишь скользила по бурой глади реки их лодочка да где-то далеко пыхтела баржа, направляясь с грузом к очистительной установке.

Измученные глазки девочки смотрели так умоляюще, что сердце старика дрогнуло:

— Ну да ладно, пара минут на палубе погоды не сделает, а ты хоть воздуха глотнешь. Правда, какой уж это воздух. Им дышать можно, только когда ветер с моря. Все равно, посиди чуток на палубе, посмотри по сторонам.

Лира радостно взвизгнула, а Пантелеймон мигом обернулся чистиком и расправил крылья в предвкушении полета. Наверху было холодно, и, несмотря на теплые одежки, скоро у девочки зуб на зуб не попадал. Пантелеймон, напротив, молнией понесся по воздуху, издавая гортанные крики восторга. То он кружил высоко в небе, то парил впереди лодки, то резко разворачивался и мчался в противоположную сторону, зависая над кормой. Лире передавалось его упоение, эх, вот если бы он еще мог подначить альма рулевого, жирную, черную с белым олушу, погоняться за собой. Но птица лишь презрительно повела в сторону чистика глазом, спрятала голову под крыло и задремала, сидя на рукоятке румпеля.

Коричнево-бурая речная гладь казалась безжизненной, лишь мерный рокот двигателя да приглушенный плеск воды под гребным винтом нарушали мертвую тишину. По низкому небу ползли свинцовые облака, воздух казался серым от вонючего дыма, и только кульбиты Пантелеймона привносили какую-то радостную ноту в этот угрюмый пейзаж, только его парящий силуэт выделялся на мрачном графитовом фоне. Как раз в тот момент, когда, раскинув крылья, он взмывал вверх после очередной головокружительной мертвой петли, что-то вдруг со свистом промелькнуло мимо и вонзилось альму под перья. Обезумев от ужаса и боли, он резко завалился на одно крыло, Лира пронзительным эхом ответила ему с палубы. Вот опять что-то темное просвистело в воздухе, но двигалось оно не как птица, а как большая злая оса: низко, направленно, с зудящим жужжанием.

Пантелеймон падал вниз, извиваясь и корчась, пытаясь добраться до лодки, до мечущихся в ужасе Лириных рук, а зудящие черные убийцы все глубже вгрызались в его плоть, ненасытные, беспощадные.

Чувствуя, как мутится от страха ее разум, Лира вдруг ощутила возле лица промельк чьих-то могучих крыльев.

В воздух взмыла олуша-альм рулевого. Тяжелая и на вид неуклюжая птица оказалась в полете на диво сильной и стремительной. Вот она метнулась вправо, влево, захлопали крылья, закружились в воздухе черные и белые перья, и что-то со стуком упало на просмоленную палубу прямо под ноги к Лире, а еще через мгновение в руках у нее бился истерзанный Пантелеймон.

Не успела девочка прижать его к сердцу, как ее альм обернулся диким котом и бросился на маленькую черную дрянь, которая проворно ползла к борту. Выпустив острые когти, Пан прижал ее к палубе лапой и задрал голову вверх: высоко в сером небе выписывала круги олуша, пытаясь не дать уйти второму обидчику.

Вот, наконец, она спикировала вниз и что-то гортанно выкрикнула, повернувшись к рулевому.

— Улетел, — перевел он Лире. — Того, что у тебя, держи покрепче. На-ка, — с этими словами он выплеснул из оловянной кружки за борт остатки кофе, а саму кружку протянул девочке.

Лира проворно накрыла ею непрошеного гостя, и было слышно, как он злобно жужжит и скребется внутри.

— Все, не трогай больше, — предупреждающе прозвучал у нее из-за спины голос Фардера Корама. Старик, кряхтя, согнулся и подсунул под края кружки кусок картонки.

— Что это было? — трясущимися губами проговорила Лира.

— Сейчас мы в каюту спустимся и посмотрим. Только смотри неси осторожно и картонку прижимай покрепче, чтобы он не вырвался.

Проходя мимо альма рулевого, Лира хотела поблагодарить птицу, но олуша снова спрятала голову под крыло и мирно дремала. Пришлось сказать спасибо рулевому.

— Нечего было наверх вылезать, — сурово отозвался цаган.

В каюте Фардер Корам отыскал пустую стеклянную банку, с великой осторожностью водрузил на нее перевернутую кружку и ловким движением выдернул разделявший их кусок картона, так что обитатель кружки оказался в банке. Теперь его можно было хорошенько рассмотреть.

Он оказался не черным, а темно-зеленым, на вид — не больше Лириного пальца. Жесткие надкрылья были подняты, как у майского жука, который собирается взлететь, прозрачные перепончатые крылышки бешено вращались, сливаясь в неразличимое глазом пятно, шесть цепких ножек отчаянно царапали стеклянные стенки.

— Ой, какой… — испуганно выдохнула Лира.

Дикий кот-Пантелеймон выгнул спину и зашипел, шерсть его встала дыбом, а глаза неотрывно следили за мечущимся обитателем банки.

— Если его разъять, то увидишь, что он не живой вовсе. Понимаешь, детка, это не зверь и не насекомое. Мне приходилось встречать такие штуки раньше, но кто бы мог подумать, что они залетают так далеко на Север. Я-то их видел в Африке. У них внутри что-то вроде часового механизма, а пружину заводит злой дух, так что они… ну… заколдованные, что ли…

— Но кто же их послал?

— А ты не догадываешься? Для этого даже веритометр спрашивать не надо.

— Миссис Кольтер! — ахнула Лира.