Анна Чарова - Волчонок на псарне (СИ) Страница 46

— Слезай, — прогрохотал Кош — я вздрогнула, повернула голову, но порыв ветра залепил волосами лицо, и я лишь спустя минуту увидела, что он тянет руку.

— Мне нужна не эта помощь. Освободи, подари мне смерть.

Кош шумно вздохнул, почесал висок и сказал с сочувствием:

— Не могу. Здесь никто не может. Да и стоит ли? Слезай, отважная девочка!

Я спрыгнула сама, он потрепал меня по голове огромной ручищей и, заведя руки за спину, потопал дальше, оставив меня в пустоте и одиночестве. До чего же сейчас мне хотелось, чтоб рядом был хоть кто-нибудь! Раньше был Эш, теперь вспоминать его больно, а видеть — противно.

Туман сгущался. Корабль то нырял в густую простыню тумана, то выныривал из нее.

Гребцы проснулись по команде, загомонили, я ощутила прикосновение внушения — значит, скоро придется сидеть под мачтой возле кристалла, следить, чтобы он действовал, и вся команда работала, как одно целое.

Кош помог Лильен вытащить огромный казан, и гребцы выстроились в очередь за нехитрой снедью, я уселась на своем любимом месте под мачтой на корме и услышала, как меня зовет Эш. Ему подчиняться не обязательно, и отзываться я не стала, но он знал, где мне нравилось уединяться, и быстро меня нашел, но я зажмурилась, чтоб не видеть его довольную рожу, морщинистую, как фазанья гузка.

— Талиша, — проговорил он вкрадчиво. — Идем завтракать.

Вот это наглость! Ведет себя, как ни в чем не бывало! Как будто не он предал меня, не он столько времени втирался в доверие, чтобы потом ударить в спину.

— Убирайся, — ответила я, не открывая глаз.

Эш шумно вздохнул, затопал, и я услышала, как он возится, устраиваясь рядом.

— Я такой же невольник, как и ты. Мне было велено подготовить тебя, но я на твоей стороне, клянусь! Я убедил его не трогать тебя — это все, что я могу для тебя сделать.

— Пока не трогать, — бросила я.

— Пара лет спокойной жизни дорогого стоит.

— А потом? — я распахнула глаза и уставилась на старика.

Он выглядел неважно, словно и правда переживал из-за меня: морщин сделалось больше, кожа почернела, глаза ввалились.

— Есть надежда, что за это время что-то изменится, — вздохнул он, прислоняясь спиной к мачте. — Пока мы живы, надежда есть, за нее я и держусь столько лет.

Стало жаль, что я навсегда потеряла того доброго Эша. Да, он жив и пусть живет еще сто лет, он даже не изменился, но доверять ему как прежде я не смогу. Некоторое время мы сидели молча, потом он встал, кряхтя и держась за спину, поковылял в столовую, и я последовала за ним будто на привязи. До чего же хотелось верить, что он обманывал меня не по своей воле! И почему это так важно для меня, дочери свободного племени?

В столовую я вошла, прячась за спину Эша, но колдуна там не оказалось, я метнулась на свое место и набросилась на еду, чтобы покончить с ней, пока он не вошел.

— Не спеши, — посоветовал Эш. — Райгель не придет, до конца путешествия он обещал не искать с тобой встреч.

Я шумно выдохнула и уронила:

— Спасибо.

— Это меньшее, что я могу для тебя сделать, только есть одно условие: ты должна меня слушаться. Сейчас мы позавтракаем, а потом ты поднимешься на палубу, сядешь под среднюю мачту — пора накачивать своей силой кристалл, — и просидишь там, пока я не сменю тебя, не отлынивая от своих обязанностей.

— Согласна, — кивнула я, оторвала большой кусок лепешки и вымазала ею тарелку, насыпала в карман твердых конфет, которыми меня угощал колдун — чего добру пропадать?

— Обещай не подвести.

— Обещаю, — я поднялась, одернула рубаху и подумала, что пост покидать будет нельзя, и надо позаботиться о том, чтоб мой секрет не стал виден окружающим. — Только в туалет схожу.

Сделав свои дела, я села под третьей мачтой, уставилась на непривычно молчаливых гребцов. Им разрешено подавать голос, только если случится что-то страшное. Шуметь тоже нельзя. Подстегиваемые внушением, они сосредоточены и готовы чуть что взяться за мечи. Когда стану кристаллом, а кристалл станет мной, я сделаюсь вялой и рассеянной, все мои силы будут уходить на поддержание внушения. В прошлые разы я видела и понимала, что происходит, только когда просыпалась и шла под мачту, и когда возвращалась к себе спать. Ночью разбудить меня было невозможно, а днем словно окутывал кокон из тумана, куда редко просачивались звуки извне.

В ушах зазвенело, что-то щелкнуло, я мыслями потянулась к кристаллу, и меня вытолкнуло из тела, я стала каждым гребцом, коснулась каждой души, увидела их мысли и чаянья. Один, невысокий лысый бородач, мечтал о том, как вернется к двум своим женам, и там… Фууу! Другой представлял свою девушку, причем он не владел ею, а обнимал, осыпал ее подарками, и чувство такое… Как будто человек — больше, чем целый мир, желанней, чем солнце после долгой зимы. Третьему виделся новый дом, где поместится все его семейство: жена и пятеро сыновей. Четвертому хотелось на охоту, он скучал по своим редким и очень дорогим собакам.

Больше всего мне понравилось смотреть фантазии парня, который мечтал о девушке — чувство хорошее, светлое, я такого не испытывала. Наверное, это и есть та самая любовь, из-за которой дочери вольного народа становятся зудай — женщинами-прислугами, рожающими детей и не участвующими в войнах.

Я перестала ощущать и себя, и время; усталость почувствовала, лишь когда меня сменил Эш. Уселся на мое место, скрестив ноги, смежил веки. Я потерла глаза, запрокинула голову: в разрывах туч плыли звезды, далеко ли берег, не разобрать, как и не понять, сколько нам тащиться до двух скал, стоящих в море.

Покачиваясь и зевая, я поплелась в свою каюту. Когда увидела миску риса с рыбой, голод победил желание спать, я в один присест одолела двойную порцию, рухнула на койку и сразу же провалилась в сон.

Я так вымоталась, что утром сама не встала бы, и кто-то долго тряс меня за плечо. Еле-еле удалось открыть один глаз, второй… Надо мной склонилась Лильен. Как только я села на койке, она ушла. Расправившись с завтраком, я выползла на верхнюю палубу.

Тишина стояла гробовая, гребцы замерли истуканами на своих местах, прохладный ветер гнал простыни тумана, и мы то погружались в непроглядную серь, то выныривали из нее. Эш сидел, опершись о мачту и запрокинув голову, его кожа потемнела, под глазами залегли черные круги — он совсем старый, и долго так не протянет. Жаль его, хоть он и предатель.

Ветер отогнал полосу тумана, и я увидела черную скалу совсем близко, вторая, та, что ближе к берегу, утопала в белесом мареве. Значит, до вечера мы простоим так, а когда стемнеет, приплывут поморники, разгрузят корабль и доставят невольников, в прошлые разы их привозили затемно.