Урсула Ле Гуин - Волшебник земноморья Страница 46

— Мудрыми, но недобрыми. А что это еще за дракон? Ты мне не рассказывал о том, что беседовал с драконом после того, как мы расстались.

Они еще долго говорили в эту ночь, постоянно возвращаясь к тому, что ждет Геда впереди. Но их переполняла радость встречи, так как их дружба была крепкой и надежной и поколебать ее не могли ни время, ни обстоятельства. Утром Гед проснулся под крышей друга, и, пока он лежал, отходя от сна, на душе у него было хорошо и спокойно, будто он наконец попал туда, где был огражден от зла и опасности. И воспоминание об этих мирных утренних грезах наяву не оставляло его весь день — он воспринял это не только как добрый знак, но как подарок. И ему казалось, что, покидая этот дом, он покидал последнюю тихую пристань, и, пока длился краткий сон, он был счастлив.

У Вика еще оставались дела, которые надо было закончить до его отъезда с Иффиша, и поэтому он ушел в деревни на острове вместе с парнем, который был у него в обучении. Гед остался с Арникой и ее братом Пингвином, он был на несколько лет старше Арники и почти ровесник Геда. Он выглядел совсем мальчишкой, и, очевидно, у него не было дара или, лучше сказать, наказания в виде магических способностей, и он никогда не плавал дальше Иффиша, Тока и Холма. Жизнь его была легкой и лишенной треволнений. Гед смотрел на него с изумлением и даже с завистью, а Пингвин, в свою очередь, с тем же чувством смотрел на Геда. Геду казалось странным, что человек, столь на него непохожий, которому, как и ему, девятнадцать лет, может быть таким беспечным. Он любовался красивым, веселым юношей, ощущая себя при этом каким-то долговязым сухарем, и не догадывался, что Пингвин завидует даже шрамам у него на лице, принимая их за следы драконьих когтей, а значит, за знаки и приметы героя.

Молодые люди поначалу несколько робели, встречаясь друг с другом, зато Арника, будучи хозяйкой в доме, вскоре преодолела сковывающий ее почтительный страх перед Гедом. Он был очень внимателен к ней, и она засыпала его вопросами, так как Вик, по ее словам, никогда ничего ей не рассказывал. Два дня не покладая рук она пекла пшеничные лепешки для путешественников, упаковывала сухую рыбу, мясо и прочий провиант им в дорогу. Наконец Гед взмолился и упросил ее остановиться, сказав, что они не собираются плыть до Селидора без стоянки.

— А где Селидор?

— Очень далеко, в Западном Пределе. Там драконы такое же обычное явление, как мыши.

— Тогда, наверное, лучше всего тебе остаться на Востоке, все-таки у нас драконы размером с мышь. Вот мясо. Ты уверен, что этого хватит? Растолкуй мне, Ястреб, почему ты и мой брат, такие могущественные волшебники, которым стоит только махнуть рукой и что-то пробормотать, как все готово, почему вы испытываете голод? Когда приходит время ужина в море, почему бы вам не сказать: «Пирог с мясом» — и тогда же появится мясной пирог и вы его съедите?

— Мы, конечно, можем это сделать. Но нам не больно хочется есть, как говорится, собственные слова. «Пирог с мясом» всего лишь слово… Мы можем сделать его ароматным, аппетитным и даже сытным, но он так и останется словом. Оно обманет желудок и не прибавит сил голодному человеку.

— Значит, волшебники не повара, — сказал Пингвин. Он сидел напротив Геда у кухонной плиты и инкрустировал крышку для шкатулки из каких-то дорогих пород дерева. По профессии он был резчик по дереву, но, судя по всему, не слишком утруждал себя работой.

— Увы, к сожалению, повара не волшебники, — вздохнула Арника. Она стояла на коленях перед плитой и проверяла, достаточно ли прожарилась на кирпичах последняя порция лепешек. — Но я все-таки не понимаю, Ястреб, я видела, как мой брат и даже его ученик зажигали свет в темноте с помощью одного слова, и это был свет, освещающий дорогу.

— Вполне возможно. Свет — это сила, огромная сила, благодаря которой мы существуем, но она существует сама по себе не только, когда мы нуждаемся в ней. Солнечный и лунный свет — это время, а время — это свет. Солнечный свет, исчисляемый днями и годами, и есть жизнь. Там, где темно, жизнь призывает свет, назвав его по имени. И когда ты видишь, как волшебник выкликает какое-то имя или колдовством призывает какой-нибудь предмет, это, как правило, совсем не одно и то же. Вызвать того, кого здесь нет, назвав его истинное имя, — большое искусство, и нельзя им пользоваться по пустякам, например для того, чтобы утолить голод. Арника, смотри, твой дракоша украл лепешку.

Арника так заслушалась Геда, глядя на него во все глаза, что не заметила, как харреки удрал со своего теплого насеста на посудной полке над очагом и схватил пшеничную лепешку размером больше, чем он сам. Она положила своего чешуйчатого зверька на колени и стала скармливать ему крошки и кусочки лепешки, не переставая размышлять над тем, что ей говорил Гед.

— Значит, не надо просить, чтобы появился настоящий пирог с мясом, так как можно нарушить… забыла слово, мой брат постоянно его твердит…

— Равновесие, — ответил Гед без улыбки, так как вид у Арники был серьезный.

— Да. Но ведь когда случилось кораблекрушение, ты поплыл дальше в лодке, собранной в основном с помощью магии, и лодка не пропускала воду. Это была иллюзия?

— Отчасти да, но мне мешало, что море просачивается через огромные выбоины в лодке. И я законопатил их красоты ради. Но крепость лодке я придал не иллюзией и не заклинанием, а использовав иной прием — связывающую магию. Все деревянные детали были связаны в нечто целое, нечто единое, а именно в лодку. Что такое лодка? Это предмет, который не дает течи.

— А я вот собрал лодку, а она течет, — заявил Пингвин.

— У меня тоже текла, пока я не начал постоянно поддерживать ее магией. — Гед наклонился вперед, взял с каленых кирпичей лепешку и тут же стал перекидывать ее с руки на руку. — Я тоже стащил лепешку, — сказал он.

— И сжег пальцы. И когда ты будешь голодать в море, где между далекими островами нет никакой живности, ты вспомнишь об этой лепешке и скажешь: «Увы, если бы я не украл ту лепешку, я мог бы ее съесть сейчас…» А я съем лепешку брата, и тогда он будет вынужден голодать вместе с тобой…

— Таким образом равновесие будет сохранено, — заметил Гед, когда Арника взяла в рот горячую, наполовину сырую лепешку. Она рассмеялась и поперхнулась, но затем вдруг снова стала серьезной.

— Мне бы хотелось до конца понять все, что ты мне говорил. Но я слишком глупая, — сказала она.

— Сестренка, это моя вина. Я просто бездарно объясняю. Будь у нас больше времени…

— У нас еще будет время, — сказала Арника. — Когда брат вернется, ты тоже приезжай к нам, хотя бы ненадолго. Приедешь?

— Если получится, — сказал он.