Кэрол Берг - Стражи цитадели Страница 46

Барейль накинул капюшон плаща и, не глядя по сторонам, пересек зал. Он был мадриссе Наставника более тридцати лет, его могли узнать. Я, с другой стороны, имел меньше причин для беспокойства; насколько я понял, мало, кто видел нынешнего Наследника Д'Арната. Но я все равно последовал его примеру, словно заранее готовясь выйти в холодную ночь.

— Нам придется сделать большой крюк и подняться позади здания дворца, — сказал Барейль, когда мы оказались на улице. — Еще не время вам идти через главные ворота.

Словно тени мы скользили в мягком сумраке города, мимо чудес одно другого необычнее: мимо крошечных замерзших желтых цветов с лепестками, словно хрусталь, растущих в цветочном ящике под окном; мимо бледно-голубого вихря над колодцем, где можно было подержать и согреть окоченевшие пальцы; мимо незамерзающего пруда, чья темная гладь отражала только чашу небес и больше ничего — ни здания, ни дерева, ни даже моего собственного лица, когда я заглянул туда.

— Прошу вас, государь мой, — умоляюще произнес Барейль, потянув меня за руку, — нам нужно поскорее убраться с улиц. Те, кто хочет вам зла, не дремлют.

Мы спешили прочь, пересекая район, от чьих зданий остались только скелеты башен и почерневшие булыжники, среди которых могли найти приют только бродячие коты и нищие. Мы поднимались по узким улочкам, которые ступенями врезались в холм, мимо дворца, мимо следов, говоривших о долгих годах войны: опустевших домов, разрушенных лавок и купален, запущенных садов, обвалившихся мостов и пересохших прудов. Даже уцелевшие купальни были заперты и не работали. Некогда излюбленный отдых дар'нети вышел из моды. Многие люди считали непотребством наслаждаться расслабляющими ваннами, когда тысячи наших братьев и сестер были так жестоко порабощены в Пустынях.

Мы тихо прошли по университету, по его аллеям, захваченным ордами сорняков, по неухоженным лужайкам и садам, где опрокинутые статуи и сломанные каменные скамьи скрывались под дремучим кустарником. В одном конце заросшей четырехугольной площади стояла разрушенная обсерватория. Купол, под которым когда-то хранились оптические приборы для изучения небосклона, давно провалился внутрь, а множество замысловато вырезанных на стенах изображений небесных тел были необратимо повреждены. В заросшем саду скульптур, ставшем местом гибели Дассина, царила тишина.

Барейль сказал, что дворец защищен от потайных порталов, так что нам предстояло войти через одни из пяти ворот. Почти через час после выхода из гостиницы мы стояли на другом конце площади напротив двух стройных башен, между которыми находилась толстая деревянная дверь, ведущая в само здание. Этот спрятавшийся за громадой дворца двор был вырублен в горном склоне и редко посещался. По словам Барейля, через этот вход во дворец попадали заключенные, которых ждал королевский суд, или же личные гости королевского семейства, желающие остаться незамеченными. Стражи видно не было.

— Эти ворота держат запертыми, пока они не понадобятся, — пояснил дульсе. — Стража здесь нужна только в случае открытого нападения.

— Как же нам войти?

Он улыбнулся и прошептал:

— Это же ваш дом, государь. Замки и запоры узнают вас. Я и не предполагал, что можно просто войти. Но я не крался туда, куда не мог проникнуть законно. Если бы я захотел, я мог бы войти через главные ворота дворца, провозгласив, что я дома; впрочем, это было бы сейчас не слишком разумно.

Мы проскользнули тенистой окраиной двора и остановились перед громадной деревянной дверью, окованной сталью. Я коснулся ладонью мощного замка и ощутил поднявшуюся до самого плеча покалывающую волну чародейства.

— Нажмите, как на обычную дверную ручку, — подсказал Барейль, — и она откроется под вашей рукой.

Я сделал, как он сказал, однако ничего не произошло. Дульсе нахмурился.

— Не понимаю. Никто не может поменять замки без вашего позволения, а вы в детстве часто пользовались этими воротами.

Верно… Первые девять лет моей жизни мало кто заботился о том, где я и что делаю, но суетливые придворные и учителя постоянно заискивали перед отцом, докладывая о моем невежестве и распущенном поведении. И я удирал от них, вниз по узкой лестнице, сквозь кухни и казармы, через открытую дверь и прямо в суматоху внутреннего двора, который лежал по другую сторону этих самых ворот. Меня ждало здесь все то, чего я так жаждал: свобода, приключения, оружие, схватки, страх, кровь, смерть… война. Снаружи, на стенах Авонара, мои друзья-солдаты следили за туманными серыми завесами, скрывающими лагеря зидов, прихлебывали из фляг эль и смеялись. Я тоже хотел смеяться в лицо страху, крови и смерти. Никто во дворце не мог научить меня этому, а солдаты могли. Да, это была моя дверь, дверь в мой дом.

Я снова нажал, и на этот раз медная ручка мягко и бесшумно повернулась, а массивные ворота распахнулись без малейшего моего участия.

Теперь я вел Барейля. Через внутренний двор, по извилистому коридору к лестнице за кухнями. Лишь несколько голосов эхом отражались в проходах: стража и прислуга, заботящаяся о самом замке, и чиновники, занятые нелегким трудом повседневного управления. Особ королевской крови в замке не жило с тех пор, как Экзегет забрал меня, когда мне исполнилось девять.

Нашей целью были не жилые покои, которые я так редко удостаивал вниманием, а Привратный зал, расположенный глубоко у основания горы, под самым дворцом. Все ниже и глубже, через меньшие коридоры и гостевые покои, бывшие оружейные и заброшенные бальные залы, в древнее сердце дворца, спрятанное глубоко в скале. Скала этих коридоров не знала рёзца и руки строителя, даже того, кто мог резать камень пением или полировать прикосновением ладони. Скорее, проходы были естественными, их лишь выровняли и отшлифовали так, что яшма и лазурит засияли собственным цветом. Я ускорил шаг.

Когда мы уперлись в глухую стену, я решил было, что мы свернули не туда. Но не успел я повернуться к Барейлю, как камень сдвинулся — довольно беспокойное зрелище, — открыв потемневшую от времени дверь, распахнувшуюся от одного моего прикосновения. Я совершенно забыл о том, что она была защищена. За ней лежал круглый бело-розовый зал, чей потолок терялся под хлопьями инея. Лишь войдя внутрь, я увидел Ворота — огромный занавес белого пламени, колеблющийся, дрожащий, мерцающий, в неверном свете тянущийся до невероятной высоты. Льдистый огонь погружал зал в холод и сверкание, словно ясным зимним утром. Ревущее пламя выбрасывало блестящие языки, рисующие изменчивые узоры. И хотя этот огонь уже не пугал меня, как прежде, когда мне было двенадцать, у меня все равно перехватило дыхание. Это было наследие моих предков, один из концов связи, охватывающей саму Вселенную. Величие этого зрелища заставляло мою душу трепетать и содрогаться от восторга и рыданий сразу.