Павел Виноградов - Хозяин Древа сего Страница 46

Отраженный слепящим блеском Кроны, его взгляд вновь побежал по Ветвям. Тут он сообразил, что не видит кое-чего, и, не успев повернуться к Дыю, чтобы задать вопрос, получил ответ:

— Шамбалы нет, — прозвучал бесчувственный голос. — Шамбала существует вне Древа, а то, что вне Древа, не существует. Таков закон.

Варнава был слишком искушен в парадоксальных концепциях, чтобы вопрошать, где же тогда, собственно, они находятся. Нигде, значит нигде, и дело с концом… Он, вообще-то, нечто подобное подозревал с самого начала. В некой Ветви ему доводилось много беседовать о воле и благодати с одним епископом родом из Африки. Часто беседы переходили в ожесточенный спор, но в конечном итоге именно тогда Варавва стал Варнавой. Качество наставлений мудрого архиерея было таково, что теперь Варнава мог вполне осознанно повторить вместе с ним применительно к Шамбале: «Не субстанция, а недостаток, порча субстанции, порок и повреждение формы, небытие». То есть, сейчас голос Дыя вещал согласно со словом блаженного.

Потому он вновь отправился в визуальное странствие по Ветвям. И вдруг споткнулся об одну из них. Ясень, представлявший собой, как уже понял Варнава, проекцию истинного Древа, давал возможность не просто рассматривать цепочки событий, но и включать в них наблюдателя как виртуального участника. Так Варнава снова оказался в своей Ветви, которую считал распавшейся во Тьме.

Почему-то Варнава не удивился — теперь ему показалось, что с самого начала знал, что Ветвь его не погибла. Но зачем же тогда все это?..

— Моя Ветвь жива? — вопрос не был адресован Дыю, и никому вообще, просто

брошен.

— Да, — Дый отозвался сразу.

По голосу чувствовалось, что он уже выходит из транса, оставаясь на зыбкой границе между медитацией и сознанием.

— Да, — повторил он, — но это уже не имеет значения.

— Почему? — спокойно спросил Варнава.

— Потому что Древо будет разрушено.

Перед Царскими вратами: «Ей, честный отче»

— Желаеши ли уподобитися ангельскаго образа и вчинену быти лику монашествующих?

— Ей, честный отче.

— Вольною или невольною мыслию приступаеши к Богу, а не от нужды ли некия и насилия?

— Ей, честный отче.

— Сохраниши ли себя в девстве и целомудрии и благоговении, и в послушании?

— Ей, честный отче.

— Потерпиши ли всякую скорбь и тесноту жития монашеского ради Царствия Небесного?

— Ей, честный отче.

— Брате! Свершилось то, к чему Господь вел тебя на многотрудном пути — ты стал монахом, облекся в одежды плача и покаяния. Будь же послушен воле Божией и Святой Его Церкви. Ты отличаешься от большинства людей, и в этом великий твой грех. О тебе и собратьях твоих Продленных могу сказать одно: возлюбили пути свои, а не Божии, полюбили свободу беглых рабов, создали куцее подобие свободы, теша себя тенью и подобием всемогущества. Того же, что происхождение оно имеет во Тьме, которая вся есть порок и небытие, в большинстве своем знать не хотите. Возблагодари же Господа, Который, как милосерднейший даятель благодати, подал тебе это осознание.

Войдя в Церковь, ты стал таким же членом ее, как и все прочие люди, получившие рождение свыше. Но плоды прегрешения юности остаются с тобой: телесная крепость и долгая жизнь, и те силы, которыми ты наделен. Ты сам понимаешь, что все это не во благо, а во искушение. Слишком многими чудесными свойствами одарен ты, чтобы легко смирить неуязвимую свою плоть и безмерную гордыню. Держи же свойства свои в тайне и пользуйся ими лишь при крайней необходимости, коль скоро совсем без того обойтись невозможно.

Несомненно, однако, и то, что Бог попустил тебя стать таким, какой ты есть. И вправду, если по благодати Его среди людей красивые отличаются от безобразных, а талантливые от тупоумных, то и силы Продленных, их от Кратких отличающие — не благодатью ли Божией даны? Если Он любое зло может обратить во благо, то, может быть, и состояние ваше для непостижимых Его планов полезно? Может быть, через вас хотел Он показать жестоковыйному человечеству, ропщущему на Него за наказание смертью, что и обладание неуязвимым телом не может поднять нас до Его уровня? Или силы ваши намерен Он был противопоставить силам сынов Тьмы? Я не знаю, но несомненно, что одним Бог заповедал одно, другим — другое, в соответствии с условиями времени. Однако вне зависимости от времени, правда одна и путь у нас один — путь совершенства.

Итак, какую бы жизнь не выбрал ты — анахорета или киновийную, ты должен соблюдать принятые обеты, мир же да станет для тебя пустыней. Даже если увлекут непреодолимые внешние обстоятельства, ты должен вести сокровенную жизнь инока, уповая на милосердие Божие, да предопределит Он тебя ко спасению!..

В сих обетах пребывати обещаешися ли даже до конца живота, когда и как бы не настал он?

— Ей, честный отче.

— Брат наш Варнава постригает власы главы своея во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа… Память святого твоего небесного хранителя апостола Варнавы, брата твоего по плоти, празднуется месяца июня одиннадцатого.

— Ей, честный отче.

Эпизод 10

Он стоял, по колено увязнув в грязи, и смотрел на уходящие воды. Не хотел оглядываться: знал, что ожидает его глаза. Но пришлось. Подавив в себе эмоции, внешне равнодушно окинул взглядом гороподобные гряды грязи, остатки строений, растений, мебели, фрагменты людей и зверей. Все это было перемешано так, что уже почти составляло единство, и мало чем отличалось от липкой слякоти, заполонившей весь мир. Лишь угадывалось, что вот этот вязкий сгусток, должно быть, был девичьим бедром, эта сочащаяся влагой глыба — какой-то статуей. Вот, кажется, труп младенца… А может быть, часть фаллического символа, какими в Генохии отмечались публичные дома и храмы. Какая теперь разница?..

«Во ад с душею, яко Бог, сошедый, и в рай разбойника с Собою введый, помяни и ныне раб Твоих, преступлением многим Тя прогневавших».

Он бы и рад был никогда не видеть этого кошмара, но должен был начать отсюда, с молитвы за всех этих наказанных грешников, и идти дальше. Варнава строил Ветвь, которая пройдет как можно ближе к Стволу, в точности повторяя события в нем. Намерен был создать для себя обитель, и никогда не покидать ее, служа Тому, Кому отдал свое имя и готов был отдать жизнь. Он — монах, а это — его монастырь, вне которого останется его прошлое, ярость и похоть, и безумная гордыня. Пусть Древо тянется Ветвями во все стороны, но Ствол произрастает к концу, и он, Варнава, в своей Ветви станет его попутчиком, вместе с ней войдя в пугающую и манящую Крону.