Агнес на краю света (ЛП) - Маквильямс Келли Страница 47

Тяжелую книгу. Легендарную книгу.

Книгу Рождений.

Она моргнула, удивляясь, что она не исчезла в бункере вместе с повитухами. Семьи Ред-Крика были большими, а их генеалогии — многоветвистыми и запутанными. Чтобы сохранить преемственность, каждое рождение было записано в этом огромном томе, как раздел Библии, который читался как бесконечный список: и Исаия родил Мафусаила, и Мафусаил родил Иезекииля… и так далее, и так далее, вечно.

Нервно покусывая кончики волос, Бет присела на краешек кровати и принялась изучать кожаный фолиант с большим усердием, чем когда-либо в воскресной школе.

Рождения и смерти Ред-Крика переплелись на десятках страниц. В голове теснились имена и лица, призраки, воспоминания и сны. Ее свеча мерцала, отбрасывая странные тени, когда мимо проносились имена мертвых или умирающих.

Где-то в конце книги она нашла свою собственную семью. Имя ее матери было помечено крестиком, рядом с которым стояло одно-единственное слово: Чужачка.

Она проследила родословную своей семьи до первого из Роллинсов — до Иеремии и его второй жены. Имя второй жены было вычеркнуто, как будто Иеремия хотел стереть ее, но Бет уже знала его.

Это была Сара Шайнер, девушка, которую он похитил из города Чужаков.

Сара Шайнер, ее прабабушка.

«Бог благословляет беглецов». Она вспомнила эти слова из Ветхого Завета. Хотя Агирь бежала от Авраама, он благословил ее и сына ее, Измаила.

Мысли Бет закружились.

Две женщины из ее семьи успешно бежали из Ред-Крика: Агнес и Сара. Хотя ей было больно думать о смерти Кори, она не могла не задаться вопросом, означает ли это, что она, как и Агнес, имеет судьбу, ожидающую ее Извне.

Впервые после бункера она закрыла глаза и начала молиться.

«Боже, ты смотришь на меня? Боже, ты здесь?»

Возможно, ее воображение отчаянно пыталось найти утешение. Но в темноте у нее возникло острое, отчетливое ощущение, что она была — и не была — одна.

Кори неподвижно лежал под покрывалом алтаря. Слишком неподвижно.

При виде его каждый мускул ее тела ослабел.

«Да простит меня Господь, что меня здесь не было».

— Кори. — Бет наощупь пробралась к нему. — Кори, ты меня слышишь?

Она положила руку ему на грудь и почувствовала, как та поднимается и опускается. Но она чувствовала, что смерть нависла над ним, как призрак, глядя через плечо в лицо мальчика, которого она почти любила. Мальчика, которого она должна была бы любить, если бы все не пошло так плохо.

По лицу Бет скатилась слеза. Она была уверена, что он уже не сможет с ней поговорить. Но всё же он ещё пытался. Его губы неслышно двигались, а на губах пузырилась кровь.

«Господи, Агнес, — в отчаянии подумала она. — Мне действительно нужна помощь».

— Это еще не конец, — прошептал он сухим, как осенние листья, голосом. — Для каждого потопа есть свой ковчег. Для каждого изгнанника… пророк.

Он был в бреду. Бормотал. Бет прикрыла рот рукой, чтобы не разрыдаться.

Когда его глаза закатились, она не съежилась и не закричала. Она положила ладонь на его вспотевший лоб и стала ждать судорогу, которая положит конец его боли.

Его спина выгнулась дугой. Она наклонилась вперед, чтобы услышать его последние слова.

— Не может же все быть напрасно. — Он стиснул зубы. — Не может быть, не может!

— Тише, — успокаивала она. — Успокойся, Кори. Все в порядке.

— Все не в порядке! Мы оставили их умирать. Они все умирают там, внизу. — Мышцы на его шее вздулись, как жгуты. — Агнес должна вернуться! Агнес должна быть здесь! — Он схватил ее за волосы с невероятной силой. — Верни ее. Обещай, что привезешь Агнес домой.

И обмяк.

Бет отшатнулась и упала на пол; ревнивый ужас стучал в ее голове. Это было ужасно, неправильно и невыразимо эгоистично… чувствовать себя так, когда Кори умирал; она знала это.

И все же ее охватила горечь. Она никогда не забудет, что даже мальчик, который любил ее, в самом конце произнёс не её имя и просил не её о помощи.

В свой последний час он предпочел Агнес. 

— 37-

АГНЕС

Ибо восстанет Господь…

чтобы сделать дело Своё, необычайное дело,

и совершить действие Своё, чудное Своё действие.

— Исаия 28:21

И снова Агнес тайком выбралась из дома посреди ночи.

Не из трейлера, чтобы встретиться с парнем… а из библиотеки.

Она пошла навстречу Богу.

Она уложила в сумку дневник Бет, телефон и один из фонариков Матильды. Она поцеловала Зика в щеку (на всякий случай) и быстро зашагала по коридорам библиотеки, молясь, чтобы никого не разбудить.

Как бы она объяснилась с Дэнни или Матильдой, если бы встретила их? Даже Джаз, с ее твердой верой в прорицательную силу бабочек, решила бы, что она упала в пропасть.

Она шла по мощеной дорожке, вспоминая послание, начертанное на краю колодца в 1922 году: «Нет большего греха, чем отказаться от Божьего дара». Она презирала патриарха, который выгравировал эти слова. Но может ли это сообщение быть правдой? Хотя она была всего лишь ребенком, она отвергла Божий дар. После того, как миссис Кинг разбила ей костяшки пальцев, она почти задушила внутри себя пространство молитвы навсегда.

В Библии грех означает не только причинение вреда другим людям. Начиная со Второзакония, грех — это любая жизнь, проведенная вне гармонии и музыки Бога.

Шаги Агнес замедлились. Её охватил страх.

Только в пространстве молитвы она найдет в себе силы продолжать путь. Она шагнула в него, открывая широко и глубоко.

Шли минуты, прерываемые стуком ее сапог. За колодцем булыжники превратились в грязную тропинку, а потом и сама тропинка исчезла. Ничего, кроме кактусов и валунов на окраине пустыни. Человеческому Гнезду негде было спрятаться. Звезды пели вверху, земля внизу и между ними…

Вид Гнезда разорвал ее внутренний мир на части.

Башня ворон — это одно, но здесь были люди.

На первый взгляд там было около шестидесяти мужчин, женщин и детей с блестящей твердой кожей, которые плотно прижались друг к другу. Окаменели и дрожали, как огромный камертон.

Агнес сидела очень тихо. Затем коснулась ленты в волосах, набираясь сил.

Она подошла ближе, глядя на гордиев узел из ног, рук и горящих алым глаз. Невозможно было различить контуры одного человека. Они слились воедино, превратившись в многоглазую статую.

Когда ветер трепал их хрустальные щетинки, они шевелились. Когда свет ее фонарика потревожил красный мраморный глаз, тот моргнул.

У Агнес задрожали колени.

— Господи, — прошептала она. — Почему я здесь? Что ты хочешь, чтобы я увидела?

Она закрыла глаза и прислушалась к звукам. Она услышала эмоции и страсть, лежащие в основе песни Бога. Она слышала печаль и пафос, скорбь и сожаление.

Жужжание жило и всегда было траурной песней.

Если источником вируса был Бог, то наказание было слишком грубой концепцией. Тайна — вот что было ближе. Подобно тому, как любое страдание всегда было тайной, Петра была дрожащим воплощением самых непостижимых глубин страдания.

И Бог страдал вместе с этими людьми. Он скорбел.

— Научи меня, — взмолилась она. — Скажи мне, что это значит.

Пространство молитвы росло вокруг нее. Многоликое человеческое Гнездо вибрировало в лунном свете.

Колени Агнес подогнулись, и она упала. Гравий больно впился в ладони. Слезы капали с ее подбородка в красную грязь, когда она плакала в пустыне Гила… скорбя вместе с Богом о мире.

Что-то заставило ее поднять глаза.

Самое близкое к ней лицо принадлежало маленькой девочке. Это могла быть Фейт, ее младшая сестра, с волосами, собранными в конский хвост, но этого не могло быть. И все же она знала, что это маленькое, твердое как камень создание — ее родственник.