Тропа Исполинов - Феликс Петрович Эльдемуров Страница 47

— Да, господин полковник. Даже, было время, работал под вашим началом. Помните, когда мы взрывали камни у входа в бухту?

— Помню, — подтвердил Даурадес. — Вестей давно из дома не получали?

— Как сказать, господин полковник… Давненько.

— Вот и я, тоже самое, давненько, — неожиданно сам для себя сказал Даурадес. Сержанты переглянулись.

— Да ведь все мы солдаты, господин полковник, — пожал плечами Гурук. — Пока не окончена война, наше дело — воевать. А там посмотрим.

— Хорошо. Вопросы, капитан Крабат и лейтенант Гурук?

— Никак нет, господин генерал!!

— Ступайте…

Нас труба призывает

фельдфебельским басом,

Нас молва величает

пушечным мясом,

Просыпаются птицы —

мы снова в пути,

Нас, родная землица,

пойми и прости…

На полях и дорогах

навечно распяты,

Не святые, не грешники —

просто солдаты,

От тревоги к тревоге —

где силы набрать?

И ползет по дороге

усталая рать.

Знамена трещат,

парусами раздуты,

Нам грозу предвещают

чужие редуты,

Смело в ногу — марш! —

ковыляют полки,

Мы взойдем в небеса

как пылинки легки.

Нам осталось — чуть,

нам осталось немного,

Добредём как-нибудь

и до Господа Бога,

То не ангелов плач,

это воронов крик:

"Что наделал ты, грешный,

сварливый старик?!"

Зеркала небес

пугают провалом,

Но только Бога здесь —

никогда не бывало,

Видно, выход в том,

что, седым и чумным,

Нам на небе крутом —

стать богами самим?

Плети молний стегают нас

справа, и слева,

И трещит под ногами

звёздное небо,

Коли так суждено —

выпьем чашу до дна,

А земля в вышине —

остается одна…

Глава 12. Лагерь на развалинах

Спокойно, рыцари, спокойно,

Сигнал получен, дан приказ.

По коням, рыцари, по коням,

В последний раз, в последний раз.

Твой путь сегодняшний измерен

И он судьбу твою решит.

Копьё остро и меч проверен,

Надёжен шлем и крепок щит.

Сверкнул на латах солнца лучик

И клятва произнесена.

Там, впереди — счастливый случай,

А позади — твоя страна,

Несёмся мы лихой громадой,

Плащи и перья на ветру,

Нас ждут победы и награды,

И чаши пенные в пиру…

О рыцарь, брось хмельные бредни,

Весь пыл сражению отдай,

И в каждый бой,

как в бой последний

С холодной яростью вступай.

И пусть не пройдены все беды,

И пусть глумится вороньё —

Надейся, рыцарь, на победу

И верь в нее, и верь в неё!

Боевая песня Кайсти

1

Этим утром Тинч продрал глаза поздно. Он тотчас узнал комнату. Когда-то в этих четырёх покосившихся стенах находилось его собственное жилище — до того, как домик был разрушен смерчем. Переезжая в новое жилище, Даурадес оставил здесь старый продавленный диван, и стол о трех ногах, и даже такую редкость как маленький потрепанный глобус, что не пропал и не сгорел, а, удивительное дело — всё так же стоял, покинутый, на полочке в углу.

Удивительно, но, если не считать старых одеял и мешковины, устилавших полы, — ночи в комнатке-пещерке проводили никак не меньше пяти человек, если не считать, что разбитое окно кто-то старательно заткнул старыми тряпками, — здесь всё оставалось по-прежнему.

Нынешние обитатели дома тихо, стараясь не разбудить неожиданного гостя, покинули ночлег. Впрочем, из-за портьеры, что заслоняла вход, доносились сдержанные голоса и, иногда — поскуливание и добродушное ворчанье того самого пса, о лапы которого Тинч споткнулся ночью.

Углы портьеры приподнимал утренний ветер. Тинч откинул её и оказался в светлом дворике, где меж полуповаленных стен пекли в золе картошку вчерашние знакомые.

При его появлении девочка проворно поднялась. В руках у нее оказался кувшинчик, который она в протянутых руках, не говоря ни слова, с очень серьезным видом поднесла Тинчу. И Тинч, не говоря ни слова, принял кувшин из её рук.

Питьё на вкус было кисловатым — чем-то вроде морса из раздавленных ягод. Такие ягоды можно было в изобилии собирать из-под талого снега на южном склоне холма…

— Есть будешь? — деловито спросила Кайста… Или, теперь уже — Кайсти? Тинч вспомнил, что на языке народа Анзуресса это имя означает "хвостик". И действительно, светлые волосы девочки — ей на вид было лет двенадцать — были убраны сзади в небольшой такой, озорно торчащий хвостик. Вязаная шапочка украшена вышитыми узорами в виде сплетающихся рун и крестиков. Белая рубашка, узкие брючки, маленькие красные башмачки… И — очень-очень серьезный и вопрошающий взгляд.

Тинч отрицательно помотал головой и спросил:

— Где все?

— Пойдем. Ангарайд, ты останешься здесь, — приказала она братишке, который с таким же, весьма сосредоточенным видом копался прутиком в углях костра.

Кайсти набросила на плечи курточку и, захватив стоявший тут же у стены длинный, украшенный резными знаками посох, сделала многозначительный жест — приглашение следовать за собой.

И лишь сейчас, когда она повернулась спиной, Тинч ненароком приметил одиноко выбившийся из-под вязаной шапочки, совершенно седой локон…

Дым, стук и треск летели над побережьем.

— Нет, нет, нет, это никуда не годится! — с удовольствием приговаривал Таргрек, легко уворачиваясь от летящего прямо в грудь острия посоха. Он сам, на первый взгляд — такой массивный и тяжёлый, с необыкновенной грациозностью уворачивался от ударов. — Ну, точнее, точнее! Вот я стою, такая туша, весь перед тобой… Так! Опять не то!.. Ну, начнем сначала. Упор с уколом… Как держишь посох?! Так ты себе все пальцы отобьёшь. А я, между прочим, показывал! Ну-ка, повторим… Так. Так. Та-ак… Ну, мне надоело. Получай, приятель! Вот: раз, два, три! Ку-уда попятился? Я — длиннорукий, близко действовать не могу. Подлезай ближе, дурень! Хорошо. Хорошо! А теперь что? Посох я твой поймал. Чем будешь бить? Кулаком, конечно! Нет, опять не так! Пока ты размахнешься…

— О! — воскликнул он, завидев Тинча. — С добрым