Дмитрий Силлов - Ученик якудзы Страница 47

Место, куда он попал, нравилось ему все меньше и меньше.

«Того и гляди — или отлупят до полусмерти, или вообще схомячат на завтрак… как дондона», — думал Виктор, возвращаясь к тренировочным манекенам.

В большинстве своем деревянные снаряды были знакомой конструкции. Если не по предыдущим тренировкам, то по многочисленным фильмам. По крайней мере хоть понятно было, для чего они предназначены — в отличие от подавляющего большинства предметов и понятий, окружающих Виктора в последнее время.

«И на кой я упал этим японцам? Переть меня с другого конца света для того, чтоб я у них на кухне ишачил? Бред какой-то!»

Он остановился перед бревном, обмотанным веревками и подвешенным на копии средневековой виселицы. Именно это бревно окучивал руками-ногами Масурао в то время, когда Виктор перелезал через забор Школы.

«Значит, гайдзин, да? Кукла. Чмо, одним словом! Ну, самураи, держитесь!!! Ибрагима завалил, Стаса завалил, змеюку задушил на фиг… хммм… ну пусть под гипнозом. Или под шизой — хрен его знает, как оно называется. Но задушил! Своими руками! А тут какой-то Масурао…»

Виктор сбросил куртку прямо на вытоптанную сухую траву, покрытую утренним инеем, и сначала осторожно, а после и практически в полную силу провел по бревну серию прямых ударов руками.

«Вроде ничего. Конечно, пожестче, чем мешок в подвале у Степаныча, но жить можно».

Он попытался нанести удар предплечьем. Кость заныла. А если голенью?

— Блллин!!!

Японский эквивалент боксерского мешка был коварным. Чуть дашь посильнее — и кость, преодолев упругость веревки, встречается с бревном, преодолеть сопротивление которого могли, пожалуй, только средневековые ниндзя, что горазды были пальцами деревья протыкать.

«Или современные, — подумал Виктор, вновь вспомнив, как ловко Масурао управлялся с этим снарядом. — А заодно и с ночным убийцей в лице пришлого гайдзина Виктора Савельева…»

— Хисасибури да наа, оядзи[42],— произнес сзади голос, исполненный глубочайшего почтения.

От этих слов странно дрогнуло внутри, словно ворохнулось чуть ниже груди что-то живое, чуждое телу…

Виктор обернулся.

Сзади него в глубоком поклоне склонился человек в мешковатой одежде цвета ночи, сидевшей на нем удивительно ловко. Перед глазами Виктора сейчас была только согнутая спина, но не нужно было видеть лица этого человека для того, чтобы его узнать.

Это было живое воплощение черной тени, остановившей ночное убийство в старом додзё.

Ему было около семидесяти, не меньше. Сморщенное, словно печеное яблоко, лицо азиата, жиденькая борода — и ни капли почтительности в изучающем взгляде, сканирующем Виктора из-под черного капюшона. Такое впечатление, словно поклон предназначался не ему. Может, твари, резвящейся в озере?

Виктор подавил желание обернуться вновь — не крадется ли сзади заморское чудо-юдо? — и в свою очередь уставился на странного деда.

То, что дед был со странностями, сомнений не вызывало. То кланяется, то смотрит словно коня на базаре выбирает — того и гляди зубы проверит, не гнилые ли? Или палкой своей по горбу треснет. Просто так, от нечего делать. Так же, как кланялся до этого. Фиг знает, что у него на уме. Бормочет что-то по-своему, а что — непонятно. Внезапный приступ знания японской речи у Виктора давно миновал. И, похоже, безвозвратно.

А палка у деда была знатная. Почти с него высотой, прямая, покрытая черным лаком и наверху имеющая потемневший от времени металлический наконечник, напоминающий полукруглое лезвие. Таким и змею удобно пополам перерубить, и непонравившемуся собеседнику пальцы с ноги смахнуть — как нечего делать. Всего трудов-то — палку перевернуть и ткнуть легонько. Или не переворачивая — сунул в горло, и привет.

«Интересно, зачем деду здесь такое копье? На случай, если динозавры из озера полезут?»

— Слишком много ярости, — сказал дед по-русски. — Зачем ты злишься, когда атакуешь? Что тренировочный снаряд, что противник — это не враг, а кукла, посланная Фудо Мёо для того, чтобы ты отработал на ней свою технику. Любовь к кукле помогает тебе достичь совершенства на Пути Воина. А ты, в свою очередь, помогаешь противнику освободить его дух от оков несовершенного тела. Честный обмен.

Виктор, что называется, «подвис». И хотя нечто подобное было написано на ножнах черного меча, все равно мысль поразила своей глубиной. И то, что экзотический японский дед говорил по-русски вообще без акцента, добавило той мысли какой-то своей, особой значимости.

— Пойдем, — сказал старик. Потом повернулся и, не оборачиваясь, направился к старому додзё. При каждом его шаге палка мерно тыкалась в землю, однако дед на нее не опирался, неся достаточно тяжелую с виду штуковину легко и непринужденно. Видимо, так, для форсу с собой таскал.

Виктор подобрал куртку и послушно побрел следом. Ощущение нереальности происходящего нахлынуло с новой силой. Отдельные пазлы, воспринимаемые до поры как частные случаи, понемногу собирались в единую картину. Старый учитель, воспетый во всех легендах о восточных единоборствах и словно сошедший со страниц романа о древних воинах прошлого, был последней каплей.

Перед входом в дом старик снял с ног высокие деревянные подставки, заменяющие ему обувь. Виктор также быстро скинул ботинки, боясь не поспеть за дедом, который двигался так, будто ему было восемнадцать.

Они вошли в дом. Миновав знакомые Виктору комнаты для сна и приема пищи, а также некое подобие раздевалки, дед уверенной рукой распахнул раздвижную дверь, на которой был искусно нарисован вставший на задние лапы черный дракон с оскаленной пастью.

Это был тренировочный зал.

Длинное помещение освещалось скудным светом, льющимся из окошек, расположенных высоко под потолком. Полумрак, царящий в додзё, навевал чувство некого приобщения к чему-то важному и значительному. То, что это не очередное подсобное помещение, а именно додзё, что в переводе означает «место постижения Пути», Виктор понял без объяснений.

Да и не требовалось ничего объяснять.

Твердый утоптанный пол додзё был выполнен из красной глины — наверное, для того, чтобы на нем не было видно пятен крови. А вдоль стен располагались стойки с разнообразным старинным оружием: копьями, алебардами, деревянными и бамбуковыми мечами, шестами различной длины — от коротких палок длиной в руку до двухметровых жердей, порой снабженных устрашающего вида крюками и лезвиями. Помимо стоек на стенах висели боевые серпы, цепи, кинжалы и куча иных приспособлений, предназначенных для единственной цели — отнятия жизни. И боевые это приспособления или только их затупленный тренировочный вариант, разобрать в полумраке было затруднительно. Хотя темно-красный цвет пола свидетельствовал в пользу того, что, скорее всего, вряд ли это были макеты.