Лилия Касмасова - Если свекровь - ведьма Страница 47

— Маленький мой! — восклицала меж тем Орхидея, ласково трепля дракона под подбородком. — Давно мороженки не ел.

Чего? Это я вслух сказала.

— Мороженки, — сказал инспектор, явно веселясь при виде моей ошарашенности. — Домашнего изготовления.

— Почему домашнего? — машинально спросила я, продолжая таращиться на чудо-зверя.

Он не успел ответить, как Орхидея крикнула:

— Заходите! Он уже в шарфе. — Голос ее был удивленный и встревоженный.

— Уже, — буркнул инспектор, нахмурившись. Он пропустил меня вперед, и я, хоть и с опаской, зашла. Но дракончик не побежал к нам, а спокойно втягивал ноздрями цветки клевера с газона.

Инспектор ответил на мой вопрос:

— Домашнего, потому что в промышленном полно всякой химии. А надо из чистого молока или сливок. Ну и сахара, разумеется… — Он обратился к Орхидее: — Значит, вы повязали шарф на Лохнесика, когда уходили?

— Нет, конечно, — сказала Орхидея. — Он же ручной, когда в шарфе. Кто же дом охранять будет?

Бондин кивнул:

— Мелисса его повязала.

— Я была в этом шарфе у Далии, — сказала Орхидея.

— Но откуда Мелиссе знать, как укротить вашего дракона?

— Ой, — отмахнулась Орхидея, — да все соседи знают. Я его в своих шарфиках выгуливаю по ночам. И полетать в них отпускаю, и он возвращается… Мне надо эту скотинку мороженым накормить, а то скоро огнем плеваться начнет. — Орхидея направилась к крыльцу. — А вы, если хотите, заходите в дом.

Так вот о какой скотинке она утром говорила!

Орхидея поднялась по трем ступенькам деревянного крыльца, толкнула дверь. Я и Бондин последовали в дом за ней.

Кухня была милой и светлой, с цветастыми занавесками на окнах и большим округлым холодильником годов, наверное, пятидесятых. Что было необычно — все верха шкафов были заставлены парными кружками. Я украдкой выключила око — все осталось таким же.

Орхидея поставила пакет с сегодняшним приобретением на стол, открыла холодильник и достала из морозилки большую пластиковую чашу.

Бондин вытащил из кармана стакан с монетами и тоже поставил на стол:

— Орхидея, спрячьте их пока. Я, как вернусь, улажу все с Бабой-Ягой.

— Хорошо. — Орхидея поставила чашу на стол, вытащила из пакета кружки, полюбовалась изображенными на них голубями, сунула деревянный стаканчик с монетами внутрь одной из них, а потом поставила обе кружки на шкаф, отодвинув толпу фарфора, которая уже была там.

— Отлично, — кивнул инспектор.

— Там их даже мама не найдет, — сказала Орхидея. — Она мои кружки терпеть не может.

— Но они такие красивые! — воскликнула я.

Кружки правда были красивые: разноцветные, нежных или ярких тонов, радостные, блестящие (с них явно регулярно смахивали пыль). И они очень украшали кухню.

Орхидея просияла:

— Да, и романтические!

Инспектор только молча улыбнулся.

Орхидея открыла пластиковую чашу, оценивающе глянула в нее — чаша была до половины заполнена сливочным мороженым.

— Как раз, — сказала Орхидея, потом взглянула на нас: — Может, вы тоже мороженого хотите? Я вчера попробовала сделать эскимо. Получилось вкусно.

Мы с инспектором дружно кивнули. Орхидея снова полезла в морозилку, достала два серебристых брикета и подала нам.

Мы поблагодарили ее, она ответила «на здоровье», взяла чашу и стремительно вышла из дома.

С эскимо в руке я выбежала вслед за ней. Я ведь никогда не видела, как драконы едят мороженое. И вообще — как они едят. И вообще — драконов.

Инспектор вышел следом.

Орхидея свистнула, и Лохнесик примчался. В виде собаки. Поэтому я повернула кольцо.

Орхидея поставила перед драконом чашку. Он сначала лизнул мороженое — язык у него оказался длинный, ярко-красный, раздвоенный! — а потом, погрузив морду в чашку, принялся уплетать, чавкая, фыркая и слегка взрыкивая от удовольствия.

Я тоже откусила от эскимо. О, какая вкуснятина! Шоколад был такой шоколадистый, а мороженое — нежное.

— Так забавно, — произнесла я, — что драконы питаются мороженым.

— Вообще-то, — сказал Бондин, тоже смакуя эскимо, — питаются они травой. А мороженым их кормят, только чтобы охладить глотку.

Довольный дракон поднял запачканную по самые желтые глазенки морду и икнул. Потом счастливо, вскидывая хвост с треугольным шипом на конце, вприпрыжку помчался по газону, сначала от нас, потом, добежав до угла дома, резко развернулся, вспахав когтями газон так, что полетели комья земли с травой, и снова к нам. Чуть не сшиб с ног хохочущую Орхидею, потом побежал обратно. Скрылся за домом, а через секунду мы услышали громкое «плюх».

— В пруд прыгнул, — сказала Орхидея, смеясь.

Мы все пошли к пруду. Он находился сразу за домом и был небольшим, неправильной, природной формы.

Дракончик блаженствовал в воде: над поверхностью виднелась только прямо-таки улыбающаяся морда с большими коровьими ноздрями и распластанные перепончатые крылья. Янтарные глаза были прикрыты. Бледно-розовые шифоновые полосы шарфа змеились среди листьев кувшинок, колышущихся на воде вокруг.

— Поэтому я и назвала его Лохнесик, — сказала, смеясь, Орхидея. — Он меня так удивил, когда впервые нырнул в пруд.

Инспектор улыбнулся:

— Да. Горынчики обычно не очень любят воду.

— Кто? — не поняла я.

— Горынчик, порода такая, — пояснил Бондин. — Выведена в России, между прочим. Лет триста назад. Специально небольших размеров, для охраны домов.

Ха. У драконов бывают породы. Ой. Драконы бывают! Вот что главное.

Я отвернула перстень, а инспектор снял очки.

В пруду дремала на плаву большая черная собака в розовом шарфе. И черные висячие уши, разметавшись, мирно покачивались в волнах.

Широкая песчаная дорожка вела мимо грядок к большому саду. Инспектор приложил ладонь ко лбу, вгляделся вдаль:

— Вы ведь говорили, у вас есть самолет?

Я поняла, куда он смотрит. Вдалеке, за деревьями, виднелось большое коричневое строение из листового гофрированного железа.

— Думаете, Мелисса самолет увела? — воскликнула Орхидея. — Не может быть! Им ведь управлять надо уметь! А я что-то не слышала, чтобы Мелисса посещала летную школу.

— И в личном деле у нее этих сведений нет, — подтвердил инспектор.

Зато…

— Миша посещал, — сказала я.

Они оба посмотрели на меня.

— Понятно, — сказал инспектор.

— А я и не знала, — сказала Орхидея.

— Ну, это он когда на первом курсе института учился, — сказала я. — При институте был авиаклуб.

Мы, жуя самое вкусное эскимо на свете, побрели по дорожке через сад. На яблонях там и сям краснели или желтели пропущенные сборщиками спелые ранетки. За деревьями просвечивало открытое пространство.