Customer - Власть над водами пресными и солеными. Книга 2 Страница 47

— Вот и скажи нам, где твоя принцесса, — договариваю я за всех разом.

— Она больше не принцесса… — качает головой Дубина. — Видать, я ее заставил принцессой стать. Она такой судьбы для себя не хотела, но ради меня приняла ее и терпела, сколько могла.

— Чем же оно ей так не нравилось? — пожимаю я плечами. Хотя мне известен ответ.

Ну что хорошего в судьбе принцессы? Сиди да суженого из всех окон выглядывай. И надейся, что он окажется не очень… противным. Я бы на ее месте еще до всяких там эпидемий, избавивших меня от властной родни и государственных интересов, собрала котомку — да и ушла куда глаза глядят.

Но Дубина нафантазировал Кордейру кроткой и нежной, словно шелк. Вот она и не рванула когти подальше от замка, сидела смирно, его дожидаючись. Дождалась. И только потом обнаружила, что есть в ней, под шелковыми путами, стальной стержень. А теперь, значит, решила себя во всей многогранности реализовать.

— И все-таки куда?.. — размышляю я, не дожидаясь ответа.

— В леса! — рубит Дубина. — В глушь и в чащобу. Чем дальше от людей, тем лучше.

— Думаешь, люди ее пугают? — Я поднимаюсь на ноги, всматриваюсь в горизонт. Красная полоса над морем горит ярко-ярко. Рассвет.

— Когда-то да. А теперь она их пугает, — убежденно произносит Геркулес.

Мы больше не обращаем внимания на своих странных собеседников. Незачем нам с ними советоваться. Незачем и прощаться. Может, встретимся еще, а может, и нет. Мореход с его умением читать в глубине человеческих сердец и с привычкой ко лжи мне уж точно не по вкусу. Ася… Не знаю. Ее отношение к нашей судьбе как к своей забаве мне тоже не нравится. Хотя саму ее мне жаль. Будь у меня такой бессменный спутничек, перезала б я ему глотку во сне — и рука бы не дрогнула. Лучше одной болтаться по гребням волн на "Летучем Голландце", чем терпеть компанию всеведущего мифомана.

Впрочем, по ту сторону огня уже никого нет. Ушли. И слава богам всех пантеонов, что ушли.

Глава 14. Молот ваших личных ведьм

Хаська любит снег. Ходит по нему, утопая до самого брюшка, осторожным охотничьим шагом. Вытягивает шею, внюхиваясь в морозный воздух. Растворяется в своем внутреннем уссурийском тигре и снежном барсе. Кривенькие толстенькие ножки ее обретают первобытную хищническую стать. Дикая природа совершает удивительные пассы над изнеженным кошачьим телом. И тело на глазах преображается.

Я наблюдаю за кошкой, привалившись к неопознанному стволу. Удивляюсь людям, которые навскидку заявляют: это бук, а это граб! Какой бук, кого граб? Я их не узнаю, даже если они придут на мой порог и вежливо представятся. А уж зимой-то, без единого листика… Едва эта мысль приходит мне в голову, с дерева падает лист. Скрученный в хрупкую, словно обгорелый документ, трубочку, серо-черный, нечитабельный.

Природа — великая шутница. То кошку в тигру превратит, то зимний лист — в полусожженный компромат…

И все равно мы верим, что разум сильнее. Что он сумеет вовремя распознать все дружеские, все вражеские, все грубые, все тонкие — словом, просто ВСЕ шутки, приготовленные природой на его долю. На долю невыразимо серьезного лоха без чувства юмора. А он именно таков, наш разум.

Иначе отчего он так страдает при мысли, что пришедшее наконец-то в мой дом счастье — прямое исполнение мамашиных цэу?

Да-да-да. Как же меня корежит при мысли о ее пожеланиях на Рождество! «Завести семью, нормальную работу и здоровья побольше» — так, кажется? И вот материнское напутствие исполнилось. По крайней мере, перспективы открываются в том самом направлении, родительницей указанном. Дракон — кандидат в мужья, кандидат в работодатели и кандидат в психотерапевты, он выведет меня из одиночества, болезни и неустроенности на торную дорогу большого человеческого счастья… Чего добрая мамочка для любимой доченьки и хотела. Выходит, доченька ее — неблагодарная тварь, не оценившая мамочкиных мудрых наставлений, сопротивлявшаяся им до потери дееспособности…

Может, со стороны оно так и выглядит: старшие получше вашего знают, чего вам надо, соплячье. Вот и не рыпайтесь. Откройте мозг — пусть впитывает родительские напутствия, точно желудок — углеводы.

Старшее поколение выводы подтасовывает мастерски, этого у них не отнять. Эпоха застоя их, что ли, до бриллиантового блеска отшлифовала? Я ведь знаю, как все будет… Для начала они обдерут детали с принципа, будто мясо с костей. И то, что счастливым можно быть только со СВОИМ избранником, на СВОЕМ поприще, став СОБОЙ, ненароком выпадет из поля зрения. Ведь что самое важное? Самое важное — это принцип! А в принципе сказано: узри свои главные цели — муж-работа-здоровье, проставь крестики на фюзеляже и считай, что жизнь состоялась! И не замахивайся на слишком крупную дичь, выбей хоть что-нибудь, криворучка ты моя косоглазая…

И если мать права, если принцип важнее деталей, то, значит, весь мой путь против течения, поперек указателей, в свою степь выглядит колоссальной ошибкой, пустой тратой времени, нелепым фарсом, сыгранным под режиссурой природы, любящей пошутить над разумом. Я четверть века — да нет, больше, больше! — гребу прочь из последних сил, хотя единственное, что требуется — это осознать: «а счастье было так возможно, и так возможно, и вот так»! Но всегда в одном и том же месте — в браке. И уже битых двадцать пять лет я могла бы им, счастьем, наслаждаться, кабы приняла из маменькиных рук в пубертатные годы чудесные какого-нибудь Имярека-младшего, сына Имярека-старшего, друга семьи, функционера с суконным рылом — в три дня не обцелуешь свекра дорогого…

Работа, видимо, тоже могла бы озарять мой жизненный путь чистым блаженством. Так и было бы, согласись я по молодости на маменькины предложения влиться в ряды юных секретарш. А там и кадровиков, держащих крепкою дланью целые коллективы и управляющих силой доносительства и подстав. И не пришлось бы продираться сквозь буреломы-ветровалы-выворотни, из которых писательская стезя, собственно, и состоит…

О личности вообще молчу. За меня все психиатры сказали: психическое здоровье, по их мнению, равняется легкой дебильности. За каковыми пределами лежит нива девиаций[42] и деформаций. Любые творческие усилия выгоняют нас из рая, населенного легкими дебилами, в нашу личную сумеречную зону.

Нет, не верю я в пользу умственной энтропии.[43] В возможность счастья где попало и с кем попало, по факту обладания крестиками на фюзеляже. Не убеждает меня старушечья риторика. А то, что множество народу она таки убедит, и станет этот народ мыть мои кости и белье мое перетряхивать, обсуждая глупость мою до слюнотечения, до пароксизмов единогласия, до эйфории Несправедливо Обиженных Мам… так мне до лампочки. Лишь бы самой не угодить в ловушку их НЛПешной магии.