Аня Сокол - На неведомых тропинках. Шаг в пустоту Страница 48

Зимой темнело рано, и графитовые стены выпустили из своей крепкой охранной магии коридоры и комнаты верхних этажей еще до ужина. Вечер застал меня в овальной комнате на третьем этаже, стены которой были увешаны портретами. Я обходила постаменты, урны с прахом и другие экспонаты, начиная с иззубренного атама и заканчивая статуей без ног, рук и головы. Картины, большие и маленькие, масло, акварель и карандашные наброски на пожелтевшей бумаге, забранной стеклом. Реликвии и память рода Седых. Я переходила от одного холста к другому. Хищники от первого, серого рогатого чудовища с кожистыми крыльями и шипами на лапах, до последнего, вполне человекообразного Кирилла со светлой шевелюрой и прозрачными водянистыми глазами. Их дети и жены. Последние очень разные, одна пухленькая и напуганная мышка, зато ее платье и рама, в которую обрамлен портрет, усыпаны камнями и поражают вычурностью работы. Другая с сурово поджатыми губами смотрится жуткой стервой, пусть и позирует в подвенечном платье, а холст забран в тонкое дерево без малейших излишеств. Влада тоже была здесь, ее никто не мог лишить титула, пусть она его носила очень недолго. Девушка смотрела на меня сияющими, как черный агат, глазами во всем блеске своей красоты.

Чуть выше мать Кирилла, ее фотографии я видела в семейном альбоме в период нашей человеческой жизни, но никогда не встречалась. Наверное, это к лучшему. Среднего роста, среднего телосложения, с глубокими темными глазами, губы чуть тронуты улыбкой, короткая стрижка под мальчика и легкий сарафан в горошек делают ее похожей на подростка. На холсте она стояла вполоборота, опираясь кончиками пальцев на белую поверхность моего туалетного столика. Того самого. Когда я стащила его с чердака, меня посетило чувство узнавания. Я видела его раньше, но не могла вспомнить где. В комнате я впервые. В прошлый раз лишь заглянула, но картину от дверей не видно, загораживает массивная ваза с засохшими много лет назад цветами, значит, было что-то еще. Что? Столик ожил, сошел с холста, забрался на чердак дома на забытой всеми стежке, простоял там много лет, едва не развалившись от старости, а потом ему надоело, и он вернулся из моей спальни обратно в замок? Чертовщина какая-то.

«Она самая», — мысленно сказала я, доставая телефон и включая камеру.

— Интересуетесь историей рода? — спросил знакомый голос.

С его обладателем мы уже встречались. В первый раз мельком в бальном зале цитадели, но он вряд ли обратил на меня внимание, был слишком занят, ловя на себе испуганные взгляды товарищей. Один из представительства людей, единственный человек, ушедший смотреть на жертвоприношение. Я была права: ничем хорошим это не закончилось.

Второй раз, наоборот, он видел меня, я не видела никого. Новый вестник Седого, мужчина лет тридцати пяти — сорока, высокий, крепкий, из тех, кому идет форма, из тех, кто привык ее носить, начинающаяся седина в волосах и нечеловеческая чернота ногтей.

— Есть немного. — Я убрала телефон в карман. — Мы не успели познакомиться — Ольга Лесина.

— Наслышан, — карие глаза с разбегающимися к вискам лучиками морщин смеялись, — Александр.

— Как вас угораздило, Александр? — за такой вопрос в нашей тили-мили-тряндии можно и в зубы получить, бывшие люди не любят вспоминать, кем они были, но мужчина, стоявший передо мной, все еще оставался человеком или гениально притворялся.

— Выбора не осталось, — он не смутился и не разозлился, — нет, не так. — Александр усмехнулся и поправил сам себя: — Выбор есть всегда. Я его сделал.

— Что ж… — Следующий вопрос напрашивался, но отдавал уже хамством.

— Бросьте. Я расскажу. Все банально и грязно, — вестник понял все без слов, — я применил силу против того, кого должен был охранять, против главы представительства. Убил. Не случайно, так и хотел. Вернуться обратно означало бы арест, суд, тюрьму. Хозяин предложил остаться. Я согласился.

— И как служба во благо нечисти? — Я постаралась улыбнуться.

— Мало чем отличается от старой. Там я тоже не ради всеобщего благоденствия пахал.

Я рассмеялась, такая прямота у нас редкость, мелкая нечисть любит прикрывать свои поступки вынужденной необходимостью, ну а крупная обычно не снисходит до объяснений. Александр улыбнулся, вздохнул и стал серьезным.

— Я искал вас.

— Тебя, — поправила я, — давай на ты?

— Ольга, тебя ждут к ужину, — не стал возражать он.

— Правда?

— Правда. Наши гостьи настаивают на том, чтобы общение с Хозяином происходило в твоем присутствии. — Мужчина прищурился. — Не знаешь, с чего бы это?

— Нет. Не от хорошей жизни точно. — Я оглядела просторную комнату, единственный выход был как раз за спиной вестника.

— Правильно, — Александр шагнул в сторону освобождая дорогу, — советую сбежать.

— А ты?

Вестник пожал плечами. Он мог бы соврать, успокоить меня, но не стал. В нем еще слишком много человеческого. Часть той жизни, той морали он перенес сюда, по-другому не мог. Говорят, это со временем проходит. Они правы, ведь даже я уже отличаюсь от той, которая нырнула в переход несколько лет назад.

Кирилл знал, кого за мной посылать. Это мог быть любой слуга, который притащил бы меня к столу перекинутой через плечо, брызгающей слюной и ругающейся.

— Что ж, — я взяла Александра под руку, — не будем заставлять голодных гостей ждать, а то еще съедят друг друга.

— Вот было бы счастье. — Вестник повел меня к выходу. — Уверена? Они там не пирожки с капустой трескают.

Я кивнула, хотя никакой уверенности не было.

Обеденный зал уступал бальному размерами. Колонна танков по ней, пожалуй, пройдет, но впритык. Высокий потолок, лепнина, вместо росписи миниатюрные фигурки, белые, трудно опознаваемые и далекие. Длинный каменный стол в центре, с каждой стороны по десятку стульев. Дверца для слуг в дальней части комнаты чуть приоткрыта.

К трапезе были допущены избранные: сам Хозяин, с одного конца стола, по правую руку — Прекрасные гостьи, брежатые и десяток слуг. Секретарей, видимо, кормили в специально отведенных для этого местах.

Ну и главные блюда.

Я споткнулась на ровном месте. Вестник предупреждал, да я и сама представляла, как проходят подобные ужины. Только представлять и видеть своими глазами — вещи слишком разные.

По правую руку от Кирилла установили деревянные конструкции, напоминавшие гигантские буквы «т», к их верхним перекладинам за руки, как распятые, были привязаны пленники. На столе горели свечи, стояли накрахмаленные салфетки, лежали вычурные столовые приборы, жаль, что не серебряные, расточались улыбки. Гости не видели того, что было у них прямо перед глазами.