Кристофер Раули - Боевой дракон Страница 48

– А что, если она не скажет правды? – испугался Джак.

Релкин взглянул на Свейна:

– Может так быть, Свейн?

– Почем я знаю? Эта сумасшедшая женщина набросилась на меня почти сразу, как мы ступили на корабль. Это ей надо дать двадцать плетей, а не нам.

Релкин был почти готов согласиться со Свейном. Двадцать плетей! Этот день уж точно вспоминать не захочется.

– Как это будет? – спросил дрожащим голосом Джак.

– Сорвет мясо с твоих, Джак, костей, – последовал весьма не обнадеживающий ответ Свейна.

– Не так страшно, Свейн, – сердито поправил его Релкин, – кровь потечет, но раны излечимы; Джак еще совсем молод.

Свейн хмыкнул и откинул голову в темноту. Оба они знали, что это не так. Шрамы, оставленные девятихвостой плеткой – каждый из хвостов с тремя узлами на конце – останутся с ними до конца их дней.

Свейн все же почувствовал интонацию Релкина и замолчал, подумав, что лучше зря не волновать маленького Джака, который примет это слишком тяжело. У Свейна были свои проблемы, он слишком быстро переходил от возбуждения к отчаянию, и теперь вся его бравада слетела.

Тем временем мысли Релкина снова ушли в сторону. Он удивлялся, как мог позволить Уилиджер своей злобе так завладеть им. Будучи их командиром, он не должен был сразу выносить обвинение. Вулворд никогда бы не поступил так, не посоветовавшись с начальством, а генерал Стинхур, зная напряженные отношения с флотом, не дал бы разрешения на этот шаг. Только Уилиджер будет виноват в том, что в полдень мальчиков искалечат.

Релкину было важно понять, удовлетворится ли теперь Уилиджер или продолжит и дальше вымещать на них злобу. Релкин знал, что командир эскадрона чувствует себя униженным, потому что фактически не участвовал в битве с чародеем. Потерять сознание до начала настоящего сражения – значило оказаться последним дураком, что для Уилиджера было страшнее всего на свете.

Удовлетворится ли он их ободранными спинами? Или постарается уничтожить эскадрон до последнего человека?

Во всяком случае, их троих уничтожить очень даже просто, потому что эти шрамы останутся с ними на всю жизнь. Каждый раз, когда Релкин будет надевать куртку, каждый раз, когда руки Эйлсы будут обнимать его, шрамы напомнят о себе.

Как же он сможет объяснить это Эйлсе! Как сможет он рассказать своим детям о позоре отца? Мальчик представил себе плеть, сдирающую с него кожу в потоках крови.

Неужели действительно никак нельзя спастись? Что, если Бирджит пришла в себя? Скажет ли она правду? Релкин почувствовал, что снова готов схватиться за соломинку.

Единственное, что их могло спасти – это признание Бирджит в своих позорных приставаниях к Свейну. Но даже если сейчас они избегнут наказания, Уилиджер снова будет искать случая уничтожить их.

Релкин стал размышлять над тем, как бы им успокоить незадачливого командира эскадрона. Избавиться от него они, похоже, не могли. Даже командор Вулворд не может разжаловать офицера, пока тот не проявил трусости в бою. Кроме того, все знали, что Уилиджер имеет влияние в Марнери благодаря связям семьи. Этого было достаточно, чтобы командоры обходились с ним осторожно. Так что мальчики оказались накрепко связаны с Уилиджером и его непредсказуемостью.

Свейн предложил его прикончить – меч в спину в ближайшем бою. Релкин отверг эту идею, но она не сразу покинула его мысли.

Релкин содрогнулся. Ему приходилось совершать много проступков. Как и Свейна, за многое его можно было бы и наказать. Но убийств на его совести не было, даже если вспомнить торговца Дука. То есть, конечно, Дука он убил, ибо именно он швырнул нож, оборвавший жизнь торговца, но мальчик был вынужден это сделать, защищая маленького драконенка. И суд оправдал его. Совесть Релкина была чиста. Но если бы они зарезали Уилиджера, это было бы только убийством и ничем другим, а Релкин не знал, сможет ли он так просто кого-нибудь убить, даже такого бесполезного и опасного человека, как Уилиджер.

Тем временем – пока Релкин перебирал свои нелегкие мысли, Джак старался не думать о девятихвостке, опускающейся ему на спину, а Свейн немузыкально насвистывал, ругая про себя моряков и драконьих командиров, – ведьма Эндисия при свете свечи внимательно осматривала Бирджит в небольшой комнатке.

Ее сомнения превратились в навязчивую идею, и она решила попробовать великое заклинание, способное пробудить любого, кто находится по эту сторону жизни. Работать Эндисии предстояло на пределе возможностей. Она была Высокой Ведьмой, а отнюдь не Великой Ведьмой, как Лессис или Рибела. Необходимо было безошибочно произнести тысячи строк Биррака, переплетенных с кунфшонскими заклинаниями. Она должна превзойти саму себя и коснуться истоков времени и пространства!

Тем не менее, если она этого не сделает, она уже никогда не осмелится взглянуть в глаза Серой Леди.

Итак, Эндисия, мокрая от пота и дрожащая от напряжения, провела ночь в речитативах и каденциях. За час до восхода она связала пучок тисовых листьев, посыпала их высушенной кровью кунфшонской летучей мыши и, воскурив дым, приступила к последней части действа. Заклинание было готово. Теперь, если все было сделано правильно, следовало ждать результатов.

Воздух в лазарете стал таким спертым, что трудно было дышать. Над распростертым телом Бирджит появилась неясная аура, которую можно было почти различить глазом.

Эндисия глубоко вздохнула. Это было самым тяжелым заклинанием из всех, что ей когда-либо приходилось создавать. Она чувствовала, что большего ей не совершить. Одежда отяжелела от пота и липла к телу. Колдунья просто не годилась для магии такого уровня. Ее пробрала дрожь, и ей сразу стало очень холодно. И была долгая страшная минута ожидания.

Затем с кровати донесся какой-то звук. Бирджит шевельнулась и чуть повернула голову.

Удалось! Эндисия тихонько вскрикнула, сердце ее воспарило до небес с самой глубины отчаяния.

Бирджит вскоре открыла глаза и оглядела лазарет.

Эндисия подождала несколько минут, чтобы дать Бирджит осознать себя, понять, где она находится, проверить, все ли в порядке.

Минуты шли. Бирджит по-прежнему не издавала ни звука.

– Бирджит! – позвала Эндисия.

Глаза молодой женщины сверкнули, встретившись с глазами колдуньи.

– Ты будешь жить, Бирджит; ведьма говорит тебе правду. Ты будешь жить. Ты кое-что должна нам сказать. Это срочно.

Бирджит посмотрела на нее пустыми глазами:

– Не скажу.

Она произнесла это внятно и членораздельно, а потом замолчала.

Эндисия ужаснулась. Несчастную и вправду изнасиловали? Или эти мальчишки так сильно унизили ее, что она больше не хочет жить?