Наталья Авербух - Последний из Рода Страница 48

— Да уж, — Кольд покачал головой. — Вот бывают же люди…

Торговец вытащил из сундука сверток ткани и захлопнул крышку.

— Смотрите. Зуб даю, такого вы еще не видели. Вещи сами по себе не слишком ценные, но старинные, небось веками в Роду оставались. Я вез в Костряки, в мою лавку частенько Старшие захаживают, они такое любят, но раз уж вы спросили…

Он положил сверток на крышку сундука и осторожно развернул ткань, открывая взору три вещи. Одного взгляда мне хватило, чтобы сперло в груди, а сердце на мгновение замерло.

Я видел их. В дневнике отца, который тысячи раз просматривал, не понимая ни слова на истинном, но любуясь мастерскими рисунками. А мать однажды рассказывала мне о трех реликвиях Рода. Они с отцом были дальними родственниками, значит, рисунки в книге и те реликвии… Если все так, как я думаю…

Тяжелый чеканный браслет: не на женскую руку. Даже на мое запястье был бы широк. Серебряный, без камней, но с чудным узором: то ли просто орнамент, то ли переплетенные руны.

Кольцо. Мужская печатка. Тоже серебряное. Печать вырезана из рубина: ворон, раскинувший крылья. Печать Рода.

Рубиновый амулет на толстой цепочке: самая дорогая вещь. Даже дороже кольца. Все тот же ворон, распахнувший крылья. Работа невероятная — Старшие делали, людям такое мастерство не по плечу, чтоб из цельного камня вырезать так тонко, разве что магам… Мать сказывала, будто хранит этот ворон хозяина, беды отводит.

— Невероятно, правда? — довольно улыбнулся купец. — Мне все покоя не дает мысль: что ж за род оборвался на том старике, что хранил такие вещи?

— Род Берсерков, — не подумав, прошептал я. — А эти вещи когда-то Огнь-Смерть оставил девушке, в чреве которой проросло его семя. Он обещал вернуться, но…

Я облизнул пересохшие губы… А потом понял, что натворил. Посмотрел на лицо купца — и понял. Все, не продаст. ТАКИЕ вещи не продают. Сейчас поблагодарит и выпроводит… И что тогда? Кричать, что это — мое наследие? А как доказать?

— Да что ты напридумывал-то?! Это ж когда было? — попытался спасти положение Кольд, но тщетно, купец уже не слушал: подсчитывал в уме, сколько ж он заработал, заглянув на распродажу…

Наемник сердито глянул на меня, потом вздохнул.

— Я хочу купить эти вещи, — произнес я.

— Простите, но если это действительно вещи Берсерка, они бесценны! Я не продам их никому. Вот вернусь в Костряки, постараюсь точно узнать, в Хрониках должны быть упоминания.

— Вы не понимаете, — произнес я с непонятно откуда взявшейся убежденностью. — Эти вещи не станут служить никому, кроме Берсерка. Они принесут вам несчастье.

— На всякое проклятье найдется знающий маг, — отмахнулся купец и попытался убрать сокровища. Я схватил его за руку, чуть повыше локтя.

— Я куплю их у вас.

— Молодой человек, у меня есть и другие вещи, — начал тот, но я оборвал его нетерпеливо:

— Именно эти. Ничто иное. Все три.

Кольд потер переносицу и осторожно попросил меня:

— Выйди.

— Что?! — не поверил я. — Кольд, я никуда не уйду, пока не…

— Выйди, дай мне поговорить с этим человеком. Возможно, я сумею его убедить…

— Но я…

— Выйди, ты уже поторговался… Дай теперь мне попробовать… — с нажимом повторил он. А потом глянул, сверкнул глазами. Мне оставалось лишь послушаться. Краснея от стыда и поминая недобрым словом матушку, приучившую меня говорить все, что думаю. Вот бы мне хоть немного хитрости. Но нет. Не дано.

Будем надеяться, у Кольда что-нибудь получится… Хотя что там может получиться? Не отдаст купец, что не предлагай. Даже за стократный вес красного янтаря не отдаст!

Дурак я! Полный и беспросветный.

Под взглядом охранника, я потерялся и был вынужден отойти подальше, так, что ни слова не слышно было.

— Господин, я право, не думаю, что вы сможете… — начал купец, едва за Тианом хлопнул полог. Кольд оборвал его взмахом руки.

— А я думаю, смогу, ликаэ'ни[14] — с усмешкой пробормотал он. И уже громче, на истинном: — Я хочу получить эти вещи, оборотень, и я их получу.

Купец побледнел. Справившись с собой, он ответил, тоже на истинном:

— С кем имею честь?

— Неважно, оборотень. Важно только то, что эти вещи принадлежат моему молодому и глупому спутнику. По праву принадлежат. Он — Последний из Рода Берсерков.

Оборотень замялся, но, тем не менее, не согласился:

— У него нет никаких доказательств этому. Даже если он из Рода, то принадлежит побочной, незаконной ветви.

Кольд раздраженно вздернул бровь. Вот поэтому он и не любил иметь дело со Старшими. Они признавали лишь одно право — право сильного. Даже если он будет узнан, не факт, что оборотень отдаст требуемое. Отошлет к… родителю… в гости… Не в праве Кольд оборотням приказывать. Лишь одному существу под силу это…

— Хорошо, — произнес он. — Мне ты не отдашь, Берсерку не продашь, но, думаю, есть тот, кому отказать ты не в силах. Скажи спасибо, оборотень, что я сегодня в добром расположении духа и не поленюсь решить дело миром.

Оборотень замер, а Кольд усмехнулся… Тут же за спиной купца раздался смех: веселый, озорной. И голос:

— Что, синеглазый, не слушаются тебя мои перевертыши?

Не в силах поверить, купец обернулся. А, увидев, кто почтил его визитом, на колени бухнулся: — Великий! Эйш-Тан!

Лис оглядел место, куда его призвал старый… враг… и покачал головой.

— Что случилось? — спросил он. — В чем тебе отказал мой оборотень?

— Мне нужны три вещи, которые он купил в Псхове. Это реликвии того самого Рода… Того, понимаешь?!

Лис разом посерьезнел.

— Отдай ему, — приказал он оборотню.

— Но, Великий! — Алчность в том взяла верх над осторожностью. Кто говорит, что ей подвержены лишь люди? — Великий, я…

— Я неясно выразился?! — прошипел рассерженно Князь — уже Князь, не бродяга-Лис. Он был столь необычен и непохож на других фейри, что оборотни порой забывали, кто перед ними. Забывали, что их Эйш-Тан известен не только как огненный сказитель, но и беспощадный воин. Об этом вспомнили ненадолго — два столетия назад, в Псхове, когда Лис вел свою стаю за убегающими кочевниками. Память Старших порой так же коротка, как людская…

— Да, Великий, — оборотень затрясся под взглядом рассерженного им… существа. Вспомнилось ему, как этот самый весельчак равнодушно сообщил когда-то Вожаку, что его дочь погибла, напав на его собственность. Что весь ее род проклят. А потом уничтожил Вожака и всю семью. За то, что не сумели воспитать.