Энгус Уэллс - Дикая магия Страница 48

Разговаривая о предстоящем пути, они плотно позавтракали, словно это была их последняя трапеза. Из рассказов Очена и Чазали они знали, какие поселения ждут их впереди. Из Гхан-те дорога бежала на север, и несколько дней им предстояло идти лесами. Далее они выйдут к подножию обширного плоскогорья, давшего землям джессеритов имя равнины. Там их ждет еще одна крупная деревня, Ахгра-те, — и несколько поменьше, но в основном дорога петляла меж лесистыми холмами, что было на руку тенсаям.

Ценнайре это не понравилось, и она взглянула на Каландрилла, сидевшего напротив с серьезным лицом. Встретив ее взгляд, он тут же заулыбался, словно вселяя в нее уверенность. Она улыбнулась в ответ, думая про себя, что из всех сидевших за столом ей меньше всего угрожает опасность. Физическое уничтожение ей не грозит, как, возможно, и колдовские творения Рхыфамуна, если конечно, они предназначены только для смертных. Ей даже стало стыдно, и она опустила глаза, подумав, что всех их могут убить, а она… она останется жива — другого слова она для этого состояния не находила и уже не знала, что лучше: вернуть ли себе сердце при помощи такого колдуна, как Очен, или держать его при себе в той самой шкатулке и оставаться такой, какая она есть сейчас.

Эти мысли и занимали ее, и сбивали с толку: стать вновь смертной или оставаться зомби? Если она выберет первое, то придется отказаться от всех своих неимоверных способностей. Когда-то она наслаждалась ими, но в последние дни, проведенные в компании Каландрилла и его друзей, она была вынуждена временно от них отказаться. А ее новые друзья, хоть и являлись простыми смертными, думали об опасностях столь же мало, как и она, словно наслаждались каждым моментом, каждым днем жизни и были готовы ко всему, что Ценнайре не угрожало. Это потому, убеждала она себя, что они посвятили себя великой цели. А цель для них значит больше, чем простое материальное существование.

Было время, когда она смеялась над этим как над человеческой глупостью и слабостью. Однако, путешествуя с ними, она часто забывала о том, что бессмертна, и научилась радоваться малому: дружбе, улыбке Каландрилла, прикосновению его руки. Многое из прошлого стерлось у нее из памяти: впервые она подумала, что скажет Каландрилл, когда узнает, что она была куртизанкой, что ее послал Аномиус и что, исполняя его волю, она уже не раз убивала.

— Отгони от себя страхи. — Голос Очена вывел ее из задумчивости, она подняла глаза и увидела, что все смотрят на нее. — На твоей стороне клинки и магия.

Ценнайра с трудом улыбнулась, даже не пытаясь вникнуть в смысл слов вазиря. По тону его можно было подумать, что он просто ее успокаивает. Но ведь он знает, кто она; ей слова успокоения нужны меньше, чем кому бы то ни было. Может, старик просто притворяется. А может, как Аномиус, хочет воспользоваться ею в собственных интересах? Возможно. Она не понимала причин, почему он до сих пор не разоблачил ее. Когда-то он сказал, что ей, видимо, отведена определенная роль в этом предприятии, и тогда слова вазиря ее вполне устроили. Но знал ли он, в чем заключается ее роль и на чьей стороне она будет?

— Я понимаю, — с улыбкой произнесла она. — К тому же, как правильно говорит Брахт, у нас есть только один путь.

— Хорошо сказано, — одобрил Каландрилл.

— Истинно, — согласился Очен. — И ведет он в одном направлении.

— И прямо сейчас мы встанем на этот путь, — заявил Чазали, явно не ведая о скрытом смысле этого разговора. — Мы отправляемся. — Он отодвинул тарелку и поднялся. В то же мгновение котузены, уже в доспехах, вскочили на ноги и отправились вслед за киривашеном.

Путники последовали за воинами. Брахт воскликнул:

— Ахрд и все Молодые боги, не оставьте нас!

Катя улыбнулась и, коснувшись кончиками пальцев его щеки, спросила:

— А разве они не с нами?

Керниец рассмеялся, кивнул, взял ее за руку и повел за джессеритами. Со стороны они больше походили на влюбленных, отправляющихся на деревенскую ярмарку, чем на воинов, ищущих битвы.

Ценнайра оказалась между Каландриллом и Оченом. Юноша вновь вежливо взял ее под руку. В прикосновении его пальцев было что-то особое, будто он искал близости, на которую еще не отваживался. И это было приятно.

«Бураш, — подумала Ценнайра, — я прямо как молоденькая девочка, до которой дотронулся возлюбленный».

Она искоса посмотрела на него и натолкнулась на его взгляд. Но теперь он не отвел глаз, а улыбнулся со смешанным чувством восхищения и сожаления, словно опасался за нее и в то же время был рад, что она рядом.

«А он мой пастушок, — думала она, — и смущен он не менее меня».

На площади царила осмысленная неразбериха. Горожане толпились, помогая котузенам седлать лошадей, становились перед ними на четвереньки, чтобы они использовали их как подножку. Один особенно усердный кемби долго преследовал Брахта чуть ли не ползком, керниец ругался, но никак не мог от него избавиться. Агонии этой положил конец вороной жеребец, случайно задевший крестьянина, который покатился по земле. Брахт злорадно рассмеялся и вскочил в седло. Катя уже сидела на лошади. Каландрилл помог Ценнайре, знаком отказался от услуг горожанина и проворно вскочил на гнедого.

Котузены выстроились в колонну, Чазали поднял руку, резко опустил ее вперед, и колонна тронулась по улице с толпящимися по обеим сторонам горожанами и через ворота выехала из Гхан-те навстречу неизвестности.

Дорога от деревни, расположенной в самом центре чаши, обрамленной холмами, бежала какое-то время по ее днищу, а затем стала подниматься по склону, от террасы к террасе, к лесу на самой вершине. Чазали, как и прежде, выслал вперед двух разведчиков, но Каландриллу после убийства священника эта мера показалась излишней — засада была неизбежна, а лес на вершине холма мог укрыть сколько угодно бандитов; посему разведчики скорее выдадут их присутствие, чем предупредят о засаде. Дорога нырнула в тень елей, кедров и кленов. Деревья росли так близко друг к другу, что за ними могла спрятаться целая армия.

Странное это было ощущение. Шелест ветра в листве походил на свист и шепот груагачей, провожавших их в Куан-на'Дру. Но тогда странные создания, слуги Ахрда, были их союзниками. Здесь же Каландрилл чувствовал настороженную враждебность. Он попытался успокоить себя тем, что они уже преодолели немало опасностей и остались живы, но затем вспомнил слова Очена, предупреждавшего о том, что сила их врага растет по мере приближения его к своему хозяину, и ему стало не по себе. Он вновь ощутил горечь этой земли, ее несчастье, досаждавшие ему, как пот, остывающий на ветру. Куда бы он ни кинул взгляд, везде ему чудились угрожающие тени. Солнце совсем недавно выплыло над горизонтом, лучи его еще не пробились сквозь чащу, и в темноте постоянно мелькали странные тени.