Тэд Уильямс - Дорога ветров Страница 49

— Этого достаточно, — сказал он. — Одной стороны достаточно, чтобы освободить меня, и я могу намотать цепь на руку, чтобы не шуметь. Все дело было в ногах, а они свободны, — в доказательство он шевельнул ногами. — Как вы думаете, вы могли бы найти в этом трюме какую-нибудь темную ткань?

Мириамель с любопытством посмотрела на него, потом встала и начала искать. Наконец она вернулась. У нее в руке был нож Аспитиса, который раньше был привязан у пояса.

— Вокруг ничего нет, но, если тебе действительно нужно, я могу отрезать от подола моего плаща. — Она встала на колени и занесла нож над темной тканью. — Резать?

Кадрах кивнул.

— Я свяжу этим цепи, и они будут держаться, если сильно не тянуть за них. — Он попытался изобразить улыбку. — При таком освещении мои стражи ни за что не заметят, что одно из звеньев сделано из мягкой эркинландской шерсти.

Когда это было сделано, а все инструменты завернуты и возвращены на место, Мириамель взяла свечу и встала.

— Я вернусь за тобой в полночь или прямо перед ней.

— Как Ган Итаи собирается осуществить этот маленький фокус? — в голосе монаха звучала прежняя ирония.

— Она не сказала. Может быть она считает, что мне лучше знать поменьше, чтобы меньше волноваться. — Она покачала головой. — Не очень-то это помогает.

— Маловероятно, что мы выберемся с корабля, и еще менее вероятно, что нам удастся уйти далеко, даже если мы спустим лодку на воду.

— Совсем невероятно, — согласилась она. — Но Аспитис знает, что я дочь Верховного короля, и заставляет меня обвенчаться с ним, так что мне уже все равно, вероятно или нет.

— Да, леди, думаю все равно. Тогда до ночи.

Мириамель помолчала. За последний час, когда падали цепи, между ними возникло невысказанное понимание… что-то вроде прощения.

— До ночи, — сказала она, взяла свечу и взобралась вверх по лестнице, снова оставив монаха в темноте.

Казалось, что вечер никогда не кончится. Мириамель лежала в своей каюте, прислушиваясь к звукам надвигающегося шторма и размышляя о том, где она окажется завтра в это же время.

Ветер усиливался. «Облако Эдны» трещал и раскачивался на волнах. Когда паж графа постучался в дверь с приглашением от своего господина принять участие в поздней трапезе, Мириамель сказалась больной от качки и осталась в каюте. Немного погодя явился сам Аспитис.

— Мне было грустно слышать о вашей болезни, Мириамель. — Граф стоял в дверях, лениво-расслабленный, как всякое хищное животное. — Может быть, вы желали бы сегодня спать в моей каюте, чтобы не оставаться наедине со своим страданием?

Ей хотелось рассмеяться от этой отвратительной насмешки, но она сдержалась.

— Я больна, лорд. Когда вы женитесь на мне, я буду делать то, что вы скажете. Оставьте меня в покое хотя бы в эту, последнюю ночь.

Он, казалось, собирался что-то возразить, но вместо этого пожал плечами.

— Как вам будет угодно. У меня был трудный вечер — надо было подготовиться к шторму. И, как вы правильно заметили, у нас впереди целая жизнь. — Он улыбнулся, и улыбка его была узкой, словно лезвие ножа. — Итак, спокойной ночи. — Он шагнул вперед и поцеловал ее холодную щеку, потом подошел к маленькому столику, прищипнул фитиль лампы и снял нагар: — Нам предстоит бурная ночь. Надеюсь, вы не хотите устроить пожар.

Он вышел, закрыв за собой дверь. Как только стихли в коридоре его шаги, она вскочила с постели, чтобы проверить, не запер ли он ее. Дверь свободно распахнулась, обнаружив темный и пустынный коридор. Даже сквозь закрытый люк доносилось вниз исполненное дикой силы завывание ветра. Она закрыла дверь и вернулась в постель. Прислонившись к стене, раскачиваясь в такт мощным движениям корабля, Мириамель погрузилась в легкий беспокойный сон, резко выплывая из него время от времени. Все еще не сбросив с себя путы сна, она бежала по коридору и поднималась по лестнице, чтобы посмотреть на небо. Один раз ей так долго пришлось ждать очередного появления луны, что она, все еще полусоннная, испугалась даже, что она совсем исчезла, по какому-то непостижимому приказу ее отца и Прейратса. Когда луна появилась, наконец, подмигивающим волчьим глазом, Мириамель увидела, что ей еще далеко до того места, о котором говорила ниски. Принцесса скользнула назад в постель.

Один раз ей показалось, что Ган Итаи открыла дверь и заглянула к ней. Но если это и в самом деле была ниски, она не сказала ни слова; через мгновение за дверью никого не было. Вскоре между порывами ревущего ветра Мириамель услышала, как ночь прорезала песня морской наблюдательницы.

Когда у Мириамели не стало больше сил ждать, она поднялась. Принцесса вытащила сумку и достала из нее свое старое монашеское одеяние, которое она убрала, сменив на красивые платья, предоставленные ей Аспитисом. Надев брюки и рубашку и туго подпоясав свободную рясу, она влезла в свои старые сапоги, потом бросила в сумку несколько отобранных вещей. Нож Аспитиса, с которым она не расставалась сегодня днем, она засунула за пояс. Лучше будет иметь его под рукой, чем все время трястись, как бы его не обнаружили. Если она встретит кого-нибудь на пути к каюте Ган Итаи, ей придется спрятать лезвие в широком рукаве рясы.

Убедившись в том, что коридор пуст, Мириамель направилась к каюте ниски, стараясь двигаться как можно тише. В этом ей помогал дождь, стучавший по палубе у нее над головой, как будто тысячи рук били в барабан. Песнь ниски, перекрывающая шум бури, звучала расстроенно и странно и была гораздо менее приятна для слуха, чем обычно. Может быть в песне ниски выходит ее горе, подумала Мириамель и покачала головой, обеспокоенная.

Даже только выглянув из люка, она промокла. Проливной дождь ветром относило почти параллельно палубе. Несколько ламп, все еще горевших под колпаками из полупрозрачного рога, раскачивались и стукались о мачты. Матросы, закутанные в хлопающие на ветру плащи, метались по палубе, как испуганные обезьяны. Это был дикий беспорядок, но у Мириамели упало сердце. Казалось, что на палубу вышли все, кто находился сейчас на борту «Облака Эдны», и бдительно следили, не порвался ли где парус и не ослабла ли веревка. Ей и Кадраху никогда не удастся незамеченными пробраться с одного конца корабля на другой и тем более спустить на воду тяжелую шлюпку и бежать через борт. Что бы ни придумала Ган Итаи, шторм, конечно, разрушил любые планы.

Луна, еле видимая за клочьями облаков, была, казалось, уже недалеко от того места, которое указывала ниски. Пока Мириамель щурилась на темное небо, к люку подошли два изрыгающих проклятия матроса, волочащих тяжелую бухту каната. Она быстро захлопнула крышку и, спустившись по лестнице, поспешила по коридору к каюте Ган Итаи и к потайному ходу, ведущему к Кадраху.