Наталья некрасова - Великая игра Страница 49

И склонились перед ними люди, и стали Уль-фангир властвовать над черной костью, и шатры их были цвета неба. Не пасли Уль-фангир скота, не делали рабской работы, их делом была власть, война да охота. Вождями вождей стали они, и называли их люди низшие, люди черной кости — повелителями колесниц, коневластными, златодарителями. Вождями и предводителями родов были они, и лишь малое число людей черной кости породнилось сними через дочерей своих, которых в наложницы брали Уль-фангир, и потомкам их было дозволено сидеть близ вождей Уль-фангир и даже подавать им советы… Вот так и вползла змея в дом отца моего, вождя Ульбара…'

Кровь Уль-фангир драгоценна, как золотой песок среди бросового камня. Но вымывает золотой песок вода, и остается лишь пустая порода. Так и с кровью Уль-фангир. Мужи Уль-фангир брали много женщин, чтобы род их продолжался, но лишь от чистокровных женщин Уль-фангир дети считались законными и могли наследовать, и быть вождями, и править. Но кто не знает — если часто вязать сук и кобелей из одного помета и детей их, то много появится уродцев негодных. Так и с людьми.

И рождались среди Уль-фангир уродцы, или женщины рожали мертвых детей, или безумными были потомки Уль-фангир. Загнила золотая кровь наша…»

…Эти дикари, сородичи мои, все приписывали злым козням, порче, а то и неправде вождя — да чему угодно. Только истинной причины в упор не видели. Правда, до решения таки додумались — уродцев убивали, да и их матерям несладко приходилось.

Моя мать родила отцу девятерых сыновей, и я был девятым и единственным, кто не умер во младенчестве. Мать моя была чистой высокой крови Уль-фангир, потому только ее сын мог стать законным наследником вождя. Но когда умер восьмой ее сын, отец ожесточился против матери моей и отослал ее, хотя и была она тяжела мной, и воздал почести своей наложнице, имени которой не стану называть. Скажу лишь, что отец ее был черной кости. Ильдехай звали его, и в жилах его было немного золотой крови, и потому был он приближен к отцу.

Это он отравил слух моего отца, он посеял рознь между ним и матерью моей! И уехала моя мать к Грудям Земли, где некогда остановились после долгих скитаний Уль-фангир и откуда пошла их власть в здешних степях. Еще это место называют Старым Стойбищем, ибо там стоят курганы наших предков. Плоскогорье, на котором стоят они, обрывается к морю, а к степи выходит широкая долина, по обе стороны которой возвышаются Груди Земли.

Вот так к мертвым предкам изгнал мою мать шакал Ильдехай и на границе страны мертвых родился я…

Горько плача, уехала мать и забрала с собой свое приданое хотя хотел Ильдехай лишить ее и этого, но отец мой Ульбар не позволил. Сказал — пусть забирает все свое и дары мои. И пусть уходит и уносит с собой порчу свою.

Прощаясь, мать сказала отцу — ты отрекся от закона предков, и не будет тебе удачи. И уехала со всеми родичами своими, с табунами и стадами своими. Среди курганов наших предков родила она меня в грозовую ночь. И сказала она тогда — восемь братьев твоих не прожили свои жизни, и тебе отдала я силу их жизней непрожитых.

А дочь старого шакала Ильдехая в ту же самую ночь тоже родила сына. Великое устроил празднество мой отец в честь сына наложницы, о моем же существовании он знать не хотел. Он не вспоминал обо мне до той поры, пока я сам не напомнил. Говорил он обо мне — не мой это сын, а ублюдок. Но на плече у меня краснело такое же родимое пятно, как и у него, — вроде птицы, распахнувшей крылья. Хотя и не был я сыном от любимой женщины, не был любимым ребенком, но законного наследия никто не мог меня лишить. Даже отец.

Отца Ильдехай совсем прибрал к рукам — дочка у него была красавица в самом соку, а моя мать… не по любви был брак моих родителей, а по обычаю. Но моя мать была законной женой, и многим не нравилось, что так обошелся отец с нею, и говорили — ждите беды, ибо забыл вождь Правду земли.

После родов убоялась моя мать, что захотят враги убить меня, и воззвала к мертвым предкам. Так сказала она — если отвергли нас родичи живые, пусть защитят нас родичи мертвые. И решила она подняться в Старое Стойбище и жить отныне в земле мертвых, куда не заходят живые. Только шаман, который с духами говорит, жил в этой земле.

Никто не осмелился бы нас тут преследовать. А Ильдехай и прихвостни его говорили отцу моему — сошла с ума эта женщина, незачем преследовать безумную, духи сами ее покарают. Мало кто осмелился вместе с матерью войти в землю Древних. Даже когда хоронят вождя, лишь на время приходят сюда, на семь священных дней. Тогда приносят духам предков богатые жертвы, и плачут, и терзают щеки, и просят у духов милости к живым и доброй встречи ушедшему. А тризну справляют, уже выйдя из долины, там, где лежит граница между землей живых и землей мертвых, и предки незримо пируют с нами…

Итак, с матерью моей решились переступить незримую границу лишь семь преданных ей женщин и трижды семь верных мужчин из родичей и слуг — остальные отреклись от нее и вернулись. Ночью сбежали, как предатели, забрав с собой большую часть скота и коней. И мать призвала на них проклятие предков. Те же, кто остался, пусть были и черной кости, но за верность моей матери да пребудет с ними благость духов и да воссядут они на пиру предков среди Уль-фангир!

И встретил нас на краю долины шаман и сказал:

— Куда идешь ты, женщина? Или не знаешь ты, что нельзя живым нарушать пределы земли мертвых?

И ответила мать моя:

— Если среди живых грозит моему сыну смерть, то не среди мертвых ли искать ему жизни?

И посмотрел шаман на меня. Долго смотрел. И сказал потом:

— Видать, сын твой, женщина, великую судьбу за гриву схватит. Знаки судьбы сошлись на нем. И не случайно пришли вы сюда. Так хотят духи. Войдите же в их землю и живите.

Так и вырос я в Стойбище. В земле предков обильна была охота, ибо зверь тут водился непуганый, и высоки были травы для скота, а сладкое море было щедро рыбой, много было в нем съедобных водорослей и красивых раковин.

В три года сел я на коня, в пять взял в руки лук, в семь — меч, а в пятнадцать был я уже искусным охотником, и объезжал коней, и ловко бросал аркан, и владел копьем и мечом, и хорошо плавал в пресных волнах нашего моря. Сладкая Вода зовем мы его. Предания говорили, что где-то на закате море горькое, как слезы. А здесь, в самой середине земли — сладкое, как молоко молодой кобылицы.

Много рассказывал мне шаман о предках наших и говорил о судьбе моей. Не знаю я, где жил шаман, — я объездил все Старое Стойбище, но ни разу не видел его жилища. Но всегда, каждый вечер приходил он к нашим кострам говорить со мной.

У матери мало было людей, и старели они. И горько было матери моей, потому что смерть ждала меня в землях живых, и здесь тоже не будет мне жизни. Кровь Уль-фангир истлеет здесь, в Старом Стойбище. А я жил и не думал о смерти. Мне сравнялось шестнадцать зим, и не знал я женщины, когда ко мне пришел шаман и сказал, что духи хотят говорить со мной.