Татьяна Устименко - Сумасшедшая принцесса Страница 49

– Именно их ты и ищешь? – догадался Гиэс.

Сильф кивнул:

– Это единственный шанс спасти мой народ. И не только мой. Если Ринецею не остановить сейчас, когда она еще не вошла в полную силу, потом может стать уже слишком поздно.

Кентавр отвернулся, наблюдая праздничную суету, царящую в обновленном храме:

– Ты ставишь перед собой цели, достойные деяний, описанных в древних легендах. Способен ли ты на такие подвиги?

Генрих, вновь склонившийся к плите и внимательно разглядывающий очертания исчезнувших артефактов, выпрямился и указал на звенящий источник, окруженный детишками кентавров, восторженно барахтающихся в тонких струйках воды:

– Еще пару часов назад ты бы и сам не поверил тому, кто предсказал бы тебе чудо, свершившееся сегодня на твоих глазах! Но если бы я сумел узнать, где найти деву из проклятого рода, для меня это стало бы величайшим из чудес.

Повелитель кентавров задумчиво теребил себя за подбородок:

– До меня доходили слухи, что хитроумные гномы сумели выкрасть Разящую Иглу у ингвов и увезли в Наррону. Ищи клинок там. Но боюсь, друг мой, нам ничего не известно о деве, которую ты разыскиваешь. Хотя мы можем подарить тебе другую девушку…

Гиэс направился к выходу из храма, жестом предложив заинтересованному Генриху последовать за ним. Выйдя на зеленый луг, расстилающийся перед мраморными ступенями, кентавр громко свистнул и что-то прокричал на необычном, гортанном наречии. И вскоре после этого барон услышал мелодичное ржание и ритмичный перестук, производимый лошадиными копытами. Топот приближался. Гиэс ласково улыбнулся, вскидывая руку и указывая прямо на то место около водопада, где брызги падающей воды сплетались с многоцветным столбом радуги. Молодой Повелитель восхищенно вскрикнул. Из-за воды и тумана возникло стройное тело рыжей лошади, идущей упругой иноходью и потряхивающей густой щеткой коротко подстриженной золотистой гривы. Красавица кобыла остановилась около Генриха, покосилась на него кокетливым карим глазом и вопросительно заржала, повернувшись к кентавру.

– Великолепное животное! – Сильф ласково погладил изящную морду доверчивого существа.

Кобыла всхрапнула, словно рассмеялась.

– Ну просто песня, а не лошадь!

– Ты прав! Поэтому ее так и зовут – Песня. – Гиэс обнял гибкую лошадиную шею, и кобыла доверчиво прижалась к могучему кентавру, взирая на него с немым обожанием. – Помнишь, я говорил тебе, что в отсутствие воды из источника богов многие из наших детей начали рождаться простыми лошадьми? Эта красавица – моя дочь и родная сестра Гийоны. Правда, она намного умнее, быстрее и выносливее обычной лошади. Я хотел бы подарить ее тебе, если, конечно, она не будет против…

Песня, внимательно слушавшая рассказ отца, снова покосилась на Генриха. Барон, совершенно не понимавший, как нужно вести себя с этой полудевушкой-полулошадью, важно надул щеки и сделал серьезное лицо. Кобыла приподняла верхнюю губу и совсем по-человечески показала барону длинный розовый язык. Сильф подмигнул, стараясь сохранить солидный вид. Песня подумала минутку, а затем стукнула копытом и махнула хвостом.

– Ты ей понравился, она согласна. – Довольный Гиэс потер руки. – Я очень рад! Участь спутницы героя – это именно та судьба, которую я желаю своей дочери.

«Ладно хоть он не видел, как я целовал другую его дочь», – опасливо подумал Генрих, разглядывая здоровенные, лопатообразные ладони кентавра.

Провожать сильфа пришли все родственники Песни. Кобыла гордо красовалась под новым седлом, явно довольная происходящим. Опечаленная расставанием, Гийона нежно расцеловала сестру в бархатистый нос и вплела в ее хвост ленты, ранее принадлежавшие ей самой. Генрих неодобрительно наблюдал за этими девичьими глупостями, но предпочел промолчать. Жрица Великих богов-братьев стояла на холме и махала вслед всаднику, покидавшему Долину кленов. И еще долго до Повелителя сильфов доносился ее звонкий голос, славший пожелание:

– Удачи тебе, рыцарь светлой богини!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА 1

«Хорошо быть лошадью, – лениво размышляла я, развалившись на пахучем стоге свежескошенного сена, – никаких проблем с едой, во всяком случае летом. Травки пощипал, водичкой запил – и красота. А если хозяин еще и краюшку хлеба с солью поднесет, так жизнь вообще сказкой покажется». Словно в ответ на мои завистливые мысли, Бес всхрапнул – и продолжил методично уничтожать результаты труда каких-то неизвестных нам селян. И хорошо, что неизвестных: прожорливость моего коня не привела бы в восторг местных косарей. И хлеба-соли они бы уж точно нам не предложили. Хлеба с солью… Я прислушалась к урчанию в пустом животе. На этот раз оно прозвучало как-то уж совсем удручающе. Если дела и дальше пойдут таким же нерадостным образом, то через пару дней я, пожалуй, уже не стану остерегаться встретить на своем пути кого-нибудь опасного. Ибо кто может быть опаснее, чем здоровая семнадцатилетняя и ужасно голодная девушка?

Стоп. Я торопливо выплюнула стебелек щавеля, которым безуспешно пыталась обмануть взбунтовавшийся желудок. Похоже, голод угнетающе подействовал не только на мое настроение, чрезвычайно паршивое в настоящий момент, но и на скудные от рождения умственные способности. Сено. Селяне. Селяне, накосившие это самое сено, от которого, впрочем, вскоре, наверно, совсем ничего не останется. Но не ездили же они в дальние дали сено косить? Значит, живут труженики косы и мотыги не очень далеко. Значит, надо сматываться. Во-первых, чтобы не пришлось платить за потраву сена, а во-вторых, чтобы самой это сено не начать есть. Ведь если деревня где-то поблизости, то там наверняка можно купить что-нибудь повкуснее травы. Поэтому я быстро пристроила седло обратно на спину категорически несогласного с таким решением Беса и, потратив некоторую толику времени на задабривание упрямого жеребца, вновь выехала на дорогу. Бес капризно прижимал уши и скалил зубы, доказывая, что скоропалительно покинутый милый лужок намного приятнее пыльного, пустынного тракта. Но я аргументированно доказала ему преимущества выбранной мною дороги, которая наверняка приведет нас в обжитое место, тем самым приблизив к покупке вожделенного хлеба с солью.

Три дня, миновавшие с момента поспешного бегства из Меласса, оказались на редкость нудными и однообразными. Куска хлеба, захваченного из «Жареного карася», нам с Бесом хватило только на один день, а затем, за неимением других запасов, мне пришлось перейти на орехи и ягоды. И то и другое оказалось незрелым и совершенно несъедобным. Для грибов тоже еще слишком рано. Лука у меня не имелось, поэтому нечего было и мечтать о том, чтобы углубиться в придорожный лес и попытаться подстрелить какую-нибудь зазевавшуюся дичь. Конечно, можно попробовать пришибить кого-нибудь гитарой, но гитару мне было жалко. Поэтому через три дня, имея перед глазами пример всегда сытого и вполне довольного жизнью Беса, я приуныла.