Пол Андерсон - Собака и Волк Страница 49

С запада солнечные лучи, проскользнув между домами, брызнули на светловолосую голову и загорелись огнем. Это поднимался по ступеням Кэдок Химилко. Юлию охватила слабость, сменившаяся почти непереносимой радостью. Может, это ангелы пролетели? Наступил день ее спасения.

Люди подвигались. Она стояла сейчас первой в женской очереди. Услышала, как выкликнули ее имя, увидела кивок дьяконицы. Все казалось нереальным. Она спотыкалась, плыла, ангельские крылья бились в голове.

Став епископом, Корентин пристроил к каменной стене церкви баптистерий. Деревянная пристройка эта была маленькой, но добротной. Он и сам в свободное время принимал участие в строительстве. Быстро набрал штат: священников, дьяконов, дьяконицу. Часть людей приехала из Тура (ранее они служили у Мартина), остальных рекрутировал среди местных жителей. Он вынашивал планы строительства новой, большой церкви на территории Конфлюэнта, благо место позволяло.

Но до исполнения задуманного было еще далеко: прежде надо было, чтобы колония, с Божьей помощью, выросла и окрепла.

В маленькой темной комнате пахло затхлостью. Посвящение Юлии отличалось от посвящения Кэдока: ведь она была женщиной. Купель стояла за занавеской, чтобы священник не видел женской наготы. Тем не менее, когда с помощью дьяконицы девушка разделась, лицо ее полыхало. Подсказки не понадобилось, и она трижды воскликнула:

— Изыди, сатана!

Затем опустилась в купель. Это был не прекрасный каменный бассейн, о котором ей доводилось слышать, а большая деревянная бочка. Святая вода, доходившая до талии, некоторое время волновалась, потревоженная ее погружением, а потом успокоилась. Юлия опустила голову. В Исе люди не стеснялись своего тела, но Ис лежит теперь на морском дне.

Гулко загремел голос священника:

— Веруешь ли ты во Всемогущего Господа, Отца нашего?

— Да, — выдохнула она. — О да.

Дьяконица зачерпнула первый ковш воды, подала священнику и направила его руки, чтобы он вылил воду на Юлию. Ей вспомнился ручей, с веселым журчанием падавший в пруд, и скульптура Белисамы.

— Веришь ли ты в Иисуса Христа, Сына Божьего, родившегося от девы и пострадавшего за нас?

— Да.

— Отрекись от всего языческого. Позабудь о нем навсегда.

На голову и на сердце вновь полилась вода искупления.

— Веришь ли ты в Святого Духа, святую Церковь, прощение грехов и воскрешение?

— Да. Прости, Господи, мне грех непонимания. Верую. Пусть вода очистит меня.

Рука подтолкнула ее вперед. Поднялась на ступеньки, вода стекала с тела. Сейчас священник совершит помазание. Дабы соблюсти пристойность, дьяконица обняла ее — небрежно, потому что очень устала, — и помогла одеться. Церковь в качестве подарка выдала ей чистую белую одежду.

Захватив старую одежду, вышла в вестибюль. Ранее ей доводилось бывать здесь, когда из-за закрытой для непосвященных двери доносились невнятные звуки проходившей там службы. Сегодня и она примет участие в таинстве.

Корентин ждал ее.

— Благословляю тебя, дочь моя, — сказал он и осенил ее крестом. Он был похож на статую, выкованную из железа, хотя весь этот день провел на ногах. Тем не менее, когда он быстро зашептал ей на ухо, в словах его она почувствовала горечь.

— После того, как все закончится, ступай домой и проси отца, чтобы и он пришел. Если любишь его, сделай это.

В церкви негде было яблоку упасть. Повсюду горели лампы и свечи. Исходивший от них жар, запахи ладана и разгоряченных тел делал воздух чрезвычайно тяжелым. У Юлии кружилась голова, она чувствовала опьянение. А что-то будет с ней, когда она вкусит Хлеб и Вино?

Гул голосов. В церкви находилась группа христиан со стажем. Они стали легонько обнимать новообращенных и прикасаться к ним губами.

Потом новообращенные стали целоваться друг с другом. Неожиданно Юлия оказалась в объятиях Кэдока. Глаза его сияли. Он прижался губами к ее рту.

— Эй, ну как, достаточно, или еще немного? — спросил язвительный голос по-исански. Пара разомкнула объятия. Рядом с ними стоял Эвирион Балтизи. — Я тоже готов приветствовать сестру — целомудренно, — подчеркнул он. Кэдок покраснел. Взгляд его был далек от доброжелательности. Эвирион посмотрел на него чуть насмешливо. Затем подошла еще одна женщина, а за ней — другая, и толпа отодвинула их друг от друга.

До потопа Тера жила в стороне от моря. Держала овец и совершала культовые обряды по желанию немногочисленного населения. Она сразу поняла, что в Аквилоне будет чувствовать себя не на месте. Тера, как и большинство уцелевших жителей Иса, подыскала для себя и своих четверых детей место на ферме. Но, в отличие от прочих, не переехала в Конфлюэнт, а осталась там, где была. Земельная собственность эта принадлежала Друзу: он сам расчистил себе этот лесной участок. Бывший солдат был христианином, но не ортодоксом: он не считал грехом держать у себя язычника. К тому же Тера была хорошим, крепким работником, да и дети ее — два мальчика и две девочки — делали все, чего можно было ожидать от них в их нежном возрасте.

В Пасхальное утро они остались на ферме впятером, если не считать охранника-язычника. Остальные поехали в город на церковную службу и должны были остаться на празднество.

Дети оторвались от игры и, бросившись к ней, закричали, что к ним идет путник. Тера, мирно дремавшая на скамье возле дома, поднялась, обошла стену и посмотрела в южном направлении. Над полями, где в рост пошли зеленые побеги, вздымались снежные вершины гор. Овцы щипали молодую траву. За спиной Теры тысячью оттенков зелени переливалась целина. Защитная стена окружила дом фермера и хозяйственные постройки с толстыми стенами под соломенной крышей. Тера с детьми спала на сеновале. Территорию эту считала своей и защищала угрозами, а однажды — и вилами.

Аквилона было не видно: до него отсюда несколько миль к юго-востоку. От фермы расходились дороги — вернее, тропинки, — протоптанные ногами, копытами, колесами. По одной из них шел сейчас враскачку человек мощного сложения, с черными бородой и волосами, тронутыми сединой. В руке он держал копье, служившее ему посохом. На поясе у него был нож, а на плечах — боевой топор. По его внешнему виду охранник заключил, что это не разбойник, и пропустил человека.

Друз, как и большинство зажиточных галльских землевладельцев, держал собак. Они почувствовали приближение чужака и залились лаем. Огромных злых собак держали взаперти, иначе они растерзали бы незнакомца на куски. Теру, однако, они знали, и замолкли, повинуясь ее команде.

— Маэлох! — узнала она и поспешила к нему навстречу, обеими руками схватила его руку. — Какими судьбами?