Юрий Циммерман - Серебро далёкого Севера Страница 49

На сём, явно решив, что комплиментов сказано уже предостаточно, Ренне завалил девушку на покрытый ковром пол беседки и рванулся удовлетворять свою страсть.

Странно, но леди д'Эрве ожидала чего-то более утонченного, изысканного. А Великий Князь в постели (миль пардон, на полу беседки!) оказался не более чем примитивным мужиком-солдафоном: раз-и-два, вперед-назад, туда-сюда, "эх, дубинушка, ухнем!" И все.

"С другой стороны, а чего еще можно было ожидать, если любая на раз готова перед тобой "ножки врозь" сделать, будь она хоть графиня, хоть кухарка? И если баб менять каждую неделю? Я-то хоть покочевряжилась какое-то время, вот он на меня и запал, как кот на сметану".

Тем не менее его высочество милостиво соизволили обратить внимание на легкое неудовольствие дамы.

— Вы чем-то разочарованы, дорогая?

— Ну что вы, Ваше Высочество, все прекрасно. Продолжайте, прошу вас!

— Врешь ведь! — резко припечатал Ренне. — Ну да ладно, сейчас что-нибудь и для тебя придумаем.

Он выпростался из Энцилии и скользнул вниз, зарываясь лицом в пространство между ее ногами.

— О, какая прелесть, мадмуазель!

Во второй раз "мадмуазель" было произнесено князем почти столь же саркастически, как и в первый, но все-таки с чуть большим воодушевлением.

— Ах, какой прекрасный запах вы источаете сегодня. Признавайтесь, это приворотная магия?

Великий Князь Ренне Пятый Энграмский по праву считался просвещенным правителем. Он был сведущ и в политике, и в воинском деле, неплохо разбирался в проблемах ремесел и земледелия, не говоря уже о геральдике и всем остальном, что пристало монарху. Но если он и знал что-то о магии, то только снаружи, а не изнутри. Ибо никогда, никогда в жизни — слышите? — никогда ни один чародей не применит свои магические навыки, любодействуя с натуралом4. Те изощренные трансформации, которым предавались Энцилия с Клариссой — они только для своих, для посвященных, и даже Зборовскому Энси этих своих способностей никогда не демонстрировала. "И дался же мне этот Зборовский! Скотина! В конце концов, в том, что я сейчас с Ренне, виноват исключительно он. А я просто невинная жертва обстоятельств. Вот так-то, Владушки!"

Но пока волшебница слегка отвлеклась, ее венценосный любовник проник языком в расщелину женской чувственности… И тут плавный бесстрастный ход мыслей Энцилии сбился, и сбился основательно. Если в "стандартном мужском деле" князь и был прост, как бревно, то искусством ублажения женщин языком он владел непревзойденно. Энси сама не заметила, как начала стонать и извиваться под его безжалостными и в то же время бесконечно нежными прикосновениями, взлетая выше и выше к небесам, и — о боги!!! Что я делаю?!

Все-таки леди д'Эрве оставалась прежде всего женщиной. Женщиной из плоти и крови, женщиной до мозга костей. И как всякая настоящая женщина, она была способна без малейших колебаний совершить то, что категорически отвергала пять минут назад. Оправдание мгновенно отыскалось само собой: "Монарх на то и монарх, чтобы стоять превыше правил, законов и обычаев. А ласки Ренне столь хороши!"

И женщина отпустила свои чародейские способности на волю. Князь с неимоверным интересом и удивлением наблюдал, как устье Энцилии начало светиться жемчужным цветом, слегка меняя оттенок цвета в такт движениям его языка и губ. Приподняв взгляд чуть выше, он увидел, что точно так же сияют в темноте соски ее грудей, да и над волосами волшебницы витал сейчас красноватый ореол. А влага, которую источало теперь лоно Энси, была пьянящей и терпкой на вкус, порождая желание такой силы, которую мужчина сдержать не мог, Ренне не хотел, а Его Высочество и не собирался. Оторвав рот от лона своей колдуньи, он немедленно вонзился в нее своим мужским естеством… Несколько мгновений, и все было кончено.

— Родишь мне сына — озолочу, — бесстрастным и слегка презрительным голосом сказал князь, медленно одеваясь. И больше за все то время, пока одевалась сама Энцилия, пока они возвращались на лодке обратно в павильон, пока леди д'Эрве ждала свою карету, а потом усаживалась в нее — больше за все это время он не произнес ни слова.

— Впрочем, — думала Энси, пока экипаж вез ее к дому, — Ренне известен как мастер обещать золотые горы, в результате же все те, кому он это обещал, оказывались обобранными до нитки.

Хотя в данном случае и это тоже не имело абсолютно никакого значения. Семя великого князя было совершенно мертвым и не плодоносящим. Как женским, так и магическим чутьем волшебница знала это с полной уверенностью.

19. Пересдача

— Как вам понравился Алатырь-город, барон?

Влад и Всесвят неторопливо шагали по коридорам резиденции Верховного мага.

— Ну что вам сказать, Светлейший… Примерно таков, как и можно было ожидать: раззолоченный и пыльный, ослепляющий блеском дворцов и стыдливо прячущий лачуги черни; полон величия и одновременно какой-то до удивления мелочный и базарный. Но если сравнивать его с Вильдором — мне показалось, что здесь граница между властью и толпой… более размыта, что ли. В Энграме дворяне знают свое место, плебс — свое, и неприступные каменные стены Высокого Города отделяют их друг от друга четко и решительно. У вас же — не возьмусь судить, хорошо это или плохо — между барами и холопами столько промежуточных ступеней, что разницу порой и не ощущаешь.

Зборовский краем глаза наблюдал за Всесвятом: не оскорбит ли того столь скептический взгляд на столицу белозерского царства. Но верховный маг, судя по всему, был выше мелочного патриотизма.

— Хотя, в общем-то, различия не столь уж и велики, — продолжил барон. — Если ты видел столицу одной великой державы, ты видел их все. Вы лучше расскажите мне, что за таинственные сооружения покоятся на дне Бела Озера? Пока мы с вашей родственницей плыли обратно, мне удалось разглядеть в его глубинах нечто совершенно поразительное.

— Вы говорите о Граде Низвергнутом? Да, вы правы: в белозерских глубинах порой можно различить какие-то постройки, явно созданные разумными руками. Но чьими именно, человечьими ли, русалочьими, творения ли это водяных либо же иных тварей, нам с вами неведомых — сие остается в неизвестности. Хотя легенда гласит, что некогда на месте Бела Озера располагался великий город, жители которого погрязли в корысти и грехах. Они не выказывали должного уважения богам, возгордившись своими магическими и ремесленными умениями, и вызвали тем самым гнев Армана. Небесный творец был настолько рассержен, что решил низвергнуть этот город вместе со всеми его жителями прямо в преисподнюю, пробив своим ударом земную твердь насквозь. Но Тинктар сумел все же остановить на полпути карающую десницу Старшего Брата, своим повелением установив предел зияющей бездне. И с тех глубина ее неимоверна, однако же не безгранична. Стекшая туда влага дождей, ручьев и рек образовала само Бело Озеро, но чистота водоема сохраняется первозданно безупречной, ибо берега его созданы прямой божественной волей. А самом на дне — остатки той самой обители порока.