Пола Волски - Наваждение – книга 2 Страница 49

Она кивнула. Рассказы Дрефа прежде неизменно доставляли ей удовольствие. Сидеть в мягкой постели в теплой комнате, наслаждаться дивной едой и слушать Дрефа – о лучшем она не могла и мечтать!

Он начал с того, как они распрощались и он бежал из Дерриваля. На деньги, что ему вручила Элистэ, он добрался, дилижансом до Шеррина и первое время подрабатывал тем, что писал за богатых студентов-лентяев письменные работы. Затем – весьма прибыльные операции на черном рынке; работа помощником издателя ныне закрытого «Овода Крысиного квартала» – он едва спасся, когда народогвардейцы громили редакцию «Овода»; небезуспешные опыты и приключения на поприще журналистики, благодаря которым он, судя по всему, свел знакомство со многими колоритнейшими шерринцами. Дреф всегда был блестящим рассказчиком, и в истории, которую он ей поведал, имелось все: любопытные случаи, юмор, превратности судьбы, занимательные личности. История оказалась довольно длинной, но невероятно увлекательной. Элистэ слушала затаив дыхание. Неповторимые модуляции столь хорошо знакомого ей голоса будили тысячи воспоминаний. Живая мимика, усмешка губ, изгиб бровей

– все осталось, как было. Почему же, задавалась вопросом Элистэ, он показался ей другим человеком? Полтора года свободной жизни не прошли для него бесследно. В его жестах и манере держать себя появились непринужденность и раскованное достоинство, но в остальном это был все тот же Дреф.

Слушая его рассказ, она, однако, подметила, что он избегает останавливаться на событиях последнего времени и на прямые вопросы отвечает весьма неопределенно – были какие-то встречи, планы, рискованные затеи. Она и вправду не понимала, что он имеет в виду, а когда просила объяснить, он переводил разговор на какой-нибудь случай, смешной или занятный, так что она забывала о своем вопросе. По этой части Дреф был большой мастер. За все годы общения с ним Элистэ ни разу не удавалось вытянуть из него то, о чем он хотел умолчать. Она не сомневалась, что он занимался самыми различными делами, в том числе и сомнительными. В Шеррине Дреф явно добился больших успехов. В прошлом году, по его словам, продал чертеж какого-то затейливого ружья («кремневая винтовка, заряжается с казенной части», – объяснил он) и с тех пор зажил безбедно. А изобретение деревянных щепочек с круглыми головками, которые чудесным образом вспыхивают, если чиркнуть по шероховатой поверхности, со временем обещало принести ему немалое состояние. Ну, а чем он занят сейчас? Да разным – то одним, то другим. И больше ей ничего не удалось от него добиться. Элистэ решила, что лучше пока просто внимать рассказам Дрефа, наслаждаясь самим звуком его голоса.

Она бы с удовольствием слушала его до ночи, но требовалось кое-что уладить. Допив сидр, она заговорила:

– Дреф, я все думаю, как мне теперь…

– Насчет врача, вы хотите сказать? Вчера на кладбище я было решил, что вы на пороге смерти, если уже не переступили его и бродите бесплотным духом.

– Вы же клялись, что не верите в духов?

– Но вчера готов был поверить; непредубежденность – главное достоинство разума. Сегодня мне, однако, сдается, что ваши недуги вполне поддаются лечению отдыхом и хорошей едой.

– О, я уже поправилась. Врач и в самом деле не требуется. Но вы, судя по всему, преуспели и к тому же всегда отличались изобретательностью, вот я и подумала – может, вы посоветуете, где мне найти работу?

– Работу? Для вас, Элистэ?

Он что, смеется над ней? Она украдкой поглядела в его сторону: нет, не смеется. Напротив, вид у Дрефа был скорее печальный.

– Понимаете, у меня нет выхода, – объяснила она, стараясь говорить как можно спокойней. – Ни родных, ни друзей не осталось. Из города мне, конечно, не выбраться. А за жилье и еду, даже самые дешевые, нужно платить. Я должна хоть как-то зарабатывать.

– Где вы ютились все это время?

– Где придется. Порой в «Радушии и тепле у Воника».

– В этом клоповнике?

– Даже в клоповник пускают за деньги. Я как могла пыталась честно заработать на жизнь, но мне повсюду отказывали. Я не представляю, куда податься. Вы можете что-нибудь посоветовать?

– Разумеется. Начнем с того, что сейчас вы работать не в состояние. У вас неважно со здоровьем, не осталось сил, вы пока не сможете заработать ни рекко.

– Здоровье – здоровьем, но уж подмести пол и вытереть пыль я как-нибудь…

– Вы сможете гнуть спину шесть раз в неделю по двенадцать часов? Боюсь, нет. А от вас потребуется именно это, если повезет найти место, что, принимая во внимание ваше состояние, мне кажется маловероятным. Не надо дуться, я говорю то, что есть. При подобном раскладе вам сперва нужно полностью выздороветь, тут и говорить не о чем. Вам необходимы чистый воздух, хорошая еда, отдых, покой. В «Радушии и тепле у Воника» вы этого не найдете. Поэтому лучше всего остаться здесь.

– Здесь? Вы хотите сказать у вас?

– Конечно. У меня две комнаты, зачем мне столько? Вы займете эту, а я поставлю в кабинете походную койку. Тут вам будет сравнительно удобно.

– Я не могу на это согласиться.

– Вы можете предложить что-то другое?

– Дреф, вы добры и великодушны сверх всякой меры, но это невозможно. Как только выяснится, что я здесь живу, хозяин дома вышвырнет вас на улицу.

– Вы не знаете нашего хозяина. В этом пансионе проживает дюжина постояльцев – все, кроме меня, студенты университета. Добрая их половина ухитряются держать при себе своих милашек. Хозяин взимает с каждого по лишнему рекко в месяц и только лукаво подмигивает.

– О, значит все подумают, будто я…

– Какая вам разница, что подумают!

– Возможно, никакой, но есть кое-что поважнее. Вам же известно, кто я я какова кара за оказание помощи Возвышенным? Если народогвардейцы найдут меня здесь, вам не миновать свиданья с Прекрасной Дамой.

Элистэ воспользовалась одним из распространенных выражений для обозначения казни в Кокотте.

– До сих пор мне удавалось избегать знакомства с ней, и я твердо намерен не встречаться с этой Дамой и впредь. Не волнуйтесь, у меня есть кое-какие возможности.

– Я знаю, но…

– А знаете, что самое лучшее в этом пансионе? – как бы между прочим заметил Дреф. – Тут есть ванная комната. Хозяин у нас с причудами – взял и поставил медную ванну с насосом, а в придачу – котлы, полотенца, мыло, – так что постояльцы и их гости могут пользоваться всем этим за вполне разумную плату.

– Горячая вода? Мыло?

– Хоть сейчас.

С таким искушением Элистэ не смогла совладать.

Погрузившись в ванну – огромную, глубокую, восхитительно теплую купель, в которой только и можно было смыть многомесячные слои грязи, она терла руки и ноги, пока сероватый налет не сошел катышками и под ним не заблестела новая кожа, трижды промыла волосы, почистила щеткой ногти и поскребла тело пемзой. Элистэ нежилась в ванне, пока вода не начала остывать. Тогда она вылезла, ощущая удивительную легкость, тщательно вытерлась и облачилась в чистую рубашку белого батиста и камвольные штаны до колен, которые дал ей Дреф взамен ее гнусных лохмотьев. Она утонула и в том и в другом; рукава рубашки болтались в нескольких дюймах от кончиков пальцев, а штаны держались лишь на веревочке, которую она затянула на талии. Элистэ закатала рукава и ужаснулась худобе запястий; оглядев себя, она поняла, что страшно исхудала – кожа да кости. На стене висело запотевшее зеркальце. Протерев его, девушка со страхом уставилась на свое лицо: серое, щеки запали, нос заострился, вокруг огромных испуганных глаз залегли черные тени. Настоящая уродина. Жуть. Не хотелось даже думать о том, что Дреф увидел ее такой безобразной. Она вздрогнула и отвернулась от зеркала.