Алекс Гарридо - Акамие. В сердце роза Страница 49

Дэнеш подошел к человеку, по-прежнему сидевшему у кострища. Тот был так же неподвижен и безучастен. Дэнеш положил руку ему на плечо и сразу отдернул.

Эртхиа вернулся в обнимку с футляром.

— Как ты думаешь?… — кусая губы, спросил он у Дэнеша.

— Может быть, море и пощадило ее. Если бы в футляр проникла вода, он утонул бы.

— Правда, — ободрился Эртхиа, опуская футляр на песок и приступая к застежкам.

Дарна явилась в блеске своей совершенной красоты, сухая и невредимая. Эртхиа плюхнулся на песок, поднял дарну и попробовал струны.

Дрожь пробежала по спине того, у костра.

Дэнеш тихо свистнул и кивнул в его сторону. Эртхиа снова коснулся струн. Их звук был нестроен. Плечи сидящего мучительно передернулись. Лицо Эртхиа озарилось пониманием. Он пошарил в ящике и достал ключ. Несколько минут спустя, поерзав на песке и размяв пальцы, он принялся наигрывать мотив «Похитителя сердец». Стиснутые зубы помогали мало — волдыри на руках размокли и прорвались, теперь подсохшая кожа торчала клочьями. Но Эртхиа видел, что сидевший у костра обернулся и смотрит на него живыми, ясными глазами. Однако вскоре ему пришлось отложить дарну, и он долго сидел, поглядывая на Тахина и дуя на пальцы.

Об острове

Остров был, как все острова, — позади горы, впереди море. Ветер, шумящий в прибрежных соснах, волны, с грохотом набегающие на берег.

Раз уж случилось то, что случилось, следовало осмотреться, хотя бы обойти остров по берегу, чтобы узнать его величину, и не населен ли он, или, может быть, с другой стороны видна земля.

Но Тахин продолжал сидеть неподвижно возле остывших углей. Увести его с собой не было никакой возможности, и когда пытались с ним говорить, он не отзывался и никак не показывал, что слышит обращенные к нему речи. Оставить же его они и думать не хотели.

Из всех троих одет был только Дэнеш, не расставшийся со своими кожаными штанами и безрукавкой, поверх которой скрещивались перевязи. Но его кожаные одежды пришлось долго сушить на солнце, а потом колотить камнями, чтобы размять. Рубашку он отдал Эртхиа и тот, разрезав ее, обмотал ткань вокруг бедер, как носили на Побережье.

Когда Дэнеш сушил одежду, ему пришлось выложить из карманов, карманчиков, потайных гнезд все уцелевшие сокровища: дуу, метательные ножи и лезвия, и волосяные петли, и странные…

Тут Дэнеш повернулся и посмотрел на Эртхиа. Эртхиа пожал плечам и пошел погулять по берегу, напевая себе под нос и разбрасывая ногами песок.

Они напились из ручейка, пересекавшего берег. Из еды у них были моллюски и то, что удалось добыть Дэнешу при помощи метательных ножей: чаек и каких-то мелких птах, которые во множестве слетались на обнажавшиеся в отлив отмели. Один раз Дэнеш поймал несколько крупных серых ящериц с голубыми и красными пятнами на щеках. Их тоже поджарили и съели. Они оказались вкусными. Но вкуснее всего были большие бурые, в наростах и шипах крабы с огромными клешнями, начиненными сладким белым мясом. Натаскали хворосту из леса. Дэнеш нашел трутовник, потоптался в нерешительности, пробормотал извинения и поднес его к огненно-рыжим волосам Тахина. Через минуту костер пылал во всю.

Так они провели два дня, не зная, что предпринять.

Об имени дарны

Ночью Эртхиа проснулся. Музыка разбудила его: мелодия «Похитителя сердец», исполняемая с таким искусством, какого сам Эртхиа не достиг. Он слушал, затаив дыхание, и едва осмелился подглядеть из-под ресниц. Тахин сидел у догорающего костра и отсветы золотили его лицо, повернутое к Эртхиа звонко кованым профилем, напряженный рот, застывшую в высоком изгибе бровь и казавшиеся жесткими, как остья, ресницы. Отсветы золотили гладкий лик дарны, раздваивавшиеся в дрожании струны и пальцы правой руки, смазанным пятном мерцавшие над ними, и пальцы левой руки, остро надламывавшиеся над грифом. Эртхиа полюбил и запомнил навеки паучью повадку этих пальцев и неожиданно сипловатый, но оттого живой, совершенно человечий голос дарны, и строгое лицо.

… Да первое, что пришло в голову: «Похитителя сердец», потому что его постоянно наигрывал Эртхиа, и я видел, что теперь его исполняют иначе, чем в мое время, но попробовать, как бы оно получилось по-новому у меня, до сих пор не мог. И еще в игре аттанского царя я замечал некоторые недостатки, обыкновенно встречающиеся у людей, которые не находят времени постоянно упражняться. Я опасался, что те же недостатки появятся у меня.

Но пальцы слушались идеально, и дарна голосом, севшим от страсти, воспевала страсть, не нуждаясь в словах, и пальцы правой руки бились о струны, как, бывало, бился на ветру край головного платка, на всем скаку…

— Ты давно не играл. Разве тебе не больно? — спросил Эртхиа.

— Нет, — улыбнулся я, показывая мягкие подушечки пальцев, на которых едва заметными полосками обозначились следы от струн. — Я был рожден для нее. Знаешь ее имя? В сердце роза.

Эртхиа с завистью вздохнул и снова проснулся. Ночь была тиха, костер догорал. Тахин лежал на песке у огня, глаза его были закрыты, руки — пусты. Он спал. Эртхиа протянул руку, ощупал застежки на футляре и, успокоенный, заснул и больше ничего не видел во сне.

О радости

Тахин проснулся вскоре, еще до рассвета. Встал, потянулся.

Задумчиво оглядев своих спутников, подошел к ящику, в котором хранилась дарна, протянул к нему руки…

Если бы Дэнеш мог признаться, что не спал и все видел и слышал, он рассказал бы, что сперва ему показалось, будто Тахин плачет, закрыв лицо руками, но когда Тахин встал и направился к лесу, его глаза были совершенно сухи.

— Там роса! — вскочил ему вслед Эртхиа. Тут уж и Дэнеш приподнялся на локте, улыбаясь растерянному всаднику из Сувы. Глаза ан-Аравана так странно блеснули.

— Вы разве не спали?

— Я услышал скрип песка от твоих шагов, — успокоил его Дэнеш.

— А я… мне песчинки попали на лицо: ты ведь прошел совсем рядом! — поспешил сообщить Эртхиа.

Ан-Араван протянул им руки — и сам рассмеялся бессмысленности этого жеста своим чуть захлебывающимся смехом.

— Теперь мне надо бы одеться. Ума не приложу, как это сделать.

— А как в первый раз? — наклонил голову набок Эртхиа.

— Ты как любопытный сокол-балобан с острым изогнутым клювом и круглыми глазами! — снова засмеялся Тахин. — Но я не помню, как это случилось в первый раз.

— Помнишь, как ты поймал плащом южный ветер? Может быть, тебе стоит потянуть за кончик пламени — и плащ готов?

Дэнеш улыбнулся.

— Ты слушай его, слушай. Он всегда говорит как раз то, что надо. Или наоборот.