Александр Рудазов - Властелин Страница 5

— Кем же я был раньше? — пробормотал Никто.

Этим вечером деревня бурлила, обсуждая произошедшее. Солнце давно село, но никто и не думал ложиться спать. Невероятные события будоражили всех и каждого — Никто засыпали вопросами, недоверчиво щупали места, куда попадали болты и лезвия сабель. Кузнец Валюх ходил гоголем, в тысячный раз повторяя историю о том, как они с пастухом дали отпор кошмарным агентам Зла.

— Да кто такие эти агенты Зла?! — наконец возвысил голос Никто.

Воцарилась тишина. На Никто смотрели с невыразимым удивлением… но потом люди начали вспоминать, что память к их пастуху так и не вернулась. Староста сочувственно улыбнулся и сказал:

— Агенты Зла — это слуги Темного Властелина, сынок. Если они пришли за тобой, значит, тобой интересуются в Империи Зла…

— Что еще за Империя Зла?

— Это, сынок, такая страна, — наставительно объяснил староста. — Самая ужасная и зловещая страна в мире. В Империи Зла небо всегда покрыто тучами, там живут сплошные злодеи, чудовища и нежить. А правит там Темный Властелин — злой лорд Бельзедор. Простые люди находятся у него в рабстве. Они страдают от голода, болезней, унижений, непосильной работы…

— Как хорошо, что мы живем в Ривении! — всплеснула руками старостиха.

— Это верно… — кивнул староста. — Конечно, у нас тут тоже бывает трудно, бывают проблемы… но слава богам, что нам не выпало жить в Империи Зла!

— Этот лорд Бельзедор, должно быть, страшный человек… — задумчиво произнес Никто.

— Человек ли?… — хмыкнул староста. — Я в этом не уверен… Он Темный Властелин, и его имя заставляет трепетать весь мир.

— Но что ему нужно от меня?

— Не знаю, сынок… Не знаю…

— Кажется, это знаю я, — возвысил голос жрец Мурюз. — Идемте.

Жрец с женой и дочерью жил в небольшом домике при деревенском храме. Здесь же он обучал окрестных детей счету и письму, читал им вслух Святую Ктаву и рассказывал, как устроен мир. Все дивились, какая пропасть у жреца книг — пожалуй, не меньше сотни. Одной только «Озирской энциклопедии» целых девять томов.

Мурюз подставил табурет, забрался на самую верхнюю полку и достал оттуда самый ценный из своих фолиантов — «Хроники Грядущего» великого Экольгена Горевестника. Сдув пыль с кожаного переплета, жрец открыл пухлый том и ткнул пальцем.

— Вот, смотрите! Одиннадцатая центурия, восьмидесятый катрен!

Все уставились на причудливо переплетающиеся буквы. Для тех, кто стоял позади и не мог ничего разглядеть, жрец громко и отчетливо прочел:

Беспамятный выловлен из реки.

Тьма сгущается над главою, черные люди выходят на охоту.

Путь окончится в сердце темной цитадели.

Познавший себя разгонит тучи.

— Думаешь, этот катрен про нашего Никто? — недоверчиво спросил староста.

— Думаю. С того самого дня, как мы вытащили его из реки, я все пытался вспомнить, где же я про это читал, — и вот. прямо здесь! Скажете, не похоже?

— Ну первые две строки сюда присобачить можно, но… слушай, Мурюз, а это не может быть ошибкой?

— Экольген Горевестник никогда не ошибался, — наставительно поднял палец жрец. — Все его пророчества сбывались. Все до единого. Правда…

— Правда?…

— Правда, надо признать, что истолковывали их всегда неправильно, — смущенно признал Мурюз. — Смысл каждого катрена становился ясным только после того, как он сбывался.

— Ну и вот!

— Но тут-то все как раз очевидно! Смотри — «беспамятный», «река», «черные люди»… что тебе еще?!

Спросив у жреца разрешения, Никто с любопытством принялся листать эту книгу. Там оказалось еще великое множество точно таких же четверостиший — на первый взгляд совершенно бессмысленных. На каждой странице по четыре штуки — а страниц в книге было без малого триста!

Никто открыл «Хроники Грядущего» на самой первой странице и прочел самый первый катрен:

Многая гордыня овладела бессмертными.

Заносчивы, высокомерны, миром править желают.

Горечь поражения гибель несет, с небес низвержены.

Судьба покарает недостойного.

— О чем это? — озадаченно спросил он.

— Никто не знает, — ответил Мурюз. — «Хроники Грядущего» были написаны невероятно давно — говорят, что еще до Ледника. События, относящиеся к ранним центуриям, давно канули в забвение.

Тогда Никто открыл книгу в самой середке и прочел наугад другой катрен, первый попавшийся:

Тоскливый вой оглашает лунную ночь.

Тварь поднимается из чана, клыки сверкают.

Два лица, две души, две сущности, обе истинные, обе живые.

Многая печаль вошла в мир.

— А это о чем? — спросил он.

— Тоже неизвестно. Какая это центурия?… Пятая? Слишком давно. Каждая центурия — это тысяча лет, а всего центурий в книге одиннадцать. Что-то определенное можно сказать только о самых последних — да и то большая часть однозначно не истолкована. Они могут означать что угодно.

— Тогда откуда же вы знаете, что это настоящие предсказания, а не белиберда?

— Потому что некоторые катрены сбылись настолько точно, что ни у кого нет и тени сомнений, что описаны были именно эти события. Если хочешь, завтра расскажу подробнее.

— Благодарю тебя, отец Мурюз, — поклонился Никто. — Завтра я с удовольствием об этом послушаю.

Никто сказал неправду. На следующее утро он проснулся даже раньше обычного и принялся собирать пожитки. Он надел свои всегдашние порты и безрукавку, задумчиво посмотрел на пастушеский кнут, взвесил его в ладони, но потом положил на место. Застегнул на поясе кошель с монетами, скопленными за десять лун работы. Совсем немного — большую часть заработка Никто сразу же и тратил на посиделки в харчевне, конфеты для ребятни и подарки друзьям. Однако пара серебряных солонок и десяток железных ночниц в кошеле все же набралось.

Когда Никто вышел во двор, солнце еще не встало. В воздухе пахло морозцем — как-никак на дворе начало зимы. Пусть зимы в Ривении очень теплые, а снег если и выпадает, то на считаные дни, становясь великой радостью для детворы, — по ночам все же бывает прохладно. Скоро и овец уже перестанут выводить на пастбище, так что пастух может со спокойной совестью оставить место работы…

— Далеко собрался, сынок? — послышался тихий голос.

Никто виновато вздрогнул, поворачиваясь к старосте. Ему самому ужасно не хотелось уходить — за десять минувших лун он полюбил Озерные Ключи и их жителей. Но именно поэтому он и должен был уйти — уйти как можно быстрее, не оглядываясь.