Морис Делез - Слуги паука 2. Пленники паука Страница 5

И во взгляде этом, одновременно притягивающем и тут же ставящем на место любого, полыхал такой жар скрытой страсти, что Сет тут же потерял голову, словно и впрямь был не богом, а всего лишь простым смертным, готовым пасть к ногам прекрасной дамы.

— Ради тебя я готов на все!

Иштар пришлась по вкусу грубая лесть, и она одарила Отца Тьмы улыбкой, которая была способна свести с ума. Сердце Темного Бога лихорадочно заколотилось в груди, темный лик его словно озарился светом, и это тоже не осталось незамеченным.

— Что ж,— точеный подбородок богини надменно вздернулся,— я запомню это!

Деркэто тем временем взглянула на Митру. В глазах ее играли веселые огоньки. Чувственный рот приоткрылся, будто для поцелуя, и сердце Светлого Бога замерло, словно боясь вспугнуть робкую надежду — неужели?!

— Ты ничего не хочешь нам сказать, могущественный?

Несмотря на обжигающее пламя страсти, полыхнувшее в груди, Митра ни единым жестом не выдал своего возбуждения, но прекрасная искусительница уже знала: грозный владыка у ее ног.

— Я призвал вас потому, что две силы, созданные мною и Сетом многие века назад, вырвались на волю и, хотя были обузданы, но готовы в любой миг сбросить зыбкие оковы.— Митра с трудом заставил голос не дрожать.— Это Талисман Силы и Незримый. Подобное случалось и прежде, но сейчас мир едва успокоился, и мне не хотелось бы будоражить людей. Если кто-то может повлиять на события, оставаясь в тени, я прошу его сделать это.

Иштар, нахмурившись, посмотрела на Сета, и тот заторопился с объяснениями, хотя никто его ни о чем не спрашивал.

— Я не имею к этому отношения! — Он поднял руки, словно отгораживаясь от невысказанных обвинений.— Незримый вырвался сам. На то была лишь воля Рока, и я вижу в том его указание — демон должен вернуться в мир, нравится это кому-то или нет! — закончил он с воодушевлением, но, взглянув на Иштар, сник.— Но я готов уступить его, если мне отдадут камень и Конана.

— И я настаиваю на том же,— с улыбкой поддержала Сета Иштар,— правда, камень мне ни к чему, но мне нужны Конан и Мелия. Их любовь слишком сильна, чтобы закончиться несчастливо.

— Я не могу согласиться с этим, — воскликнул Митра,— у киммерийца иная судьба! Любовь Мелии не для него!

— Так что же ты теряешь? — запальчиво воскликнул Сет.— Если Року будет угодно, смертный останется у тебя, несмотря на все мои старания, хотя мне он тоже понравился. Должен же и я что-то получить: не Незримого, так Талисман…— Он посмотрел на Иштар.— Или Конана… Отдай мне его!

— Вы все долго и красиво говорили, но забыли обо Мне. Мне не нужен Талисман и не нужна Мелия, мне не нужен и Незримый! Делите их как хотите! — Деркэто оглядела их насмешливо, словно обладала здесь единоличной властью.— Но Конан мой! Ведь ты не откажешь мне в этом, правда?

Танцующей походкой прекрасной искусительницы, сознающей свою власть, не сводя насмешливого взгляда с выбранной жертвы, Деркэто подошла к Митре и положила ему руки на грудь. Он заглянул в ее глаза и с трудом выдавил из себя:

— Они будут нашими. Оба.

Иштар подошла к Сету и прильнула к его груди. В конце концов, жизнь — игра, и Митра сам сделал выбор. Если ей нужна поддержка, она знает, где найти ее!

— Ты говорил, что ради меня готов на все. Теперь ты можешь доказать это. Ведь ты не уступишь им этого человека,— Иштар подняла голову и заглянула в глаза Сета,— милый?

Великий Змей почувствовал жар ее сводящего с ума тела и подумал, что наконец-то та, любви которой он добивался так долго, будет принадлежать ему, и в глазах у него потемнело.

— Ни за что! — процедил он сквозь зубы, сжимая ее в объятиях.

«Они совсем как люди,— подумала Деркэто, со сладостным стоном прижимаясь к груди Митры,— впрочем, и мы тоже».

Глава вторая

Хотя лето еще не началось, было уже по-настоящему жарко. Впрочем, и весна не спешила уступать свои права. По утрам солнце ласкало, нежно прикасаясь к остывшей за ночь земле и постепенно согревая ее, но к полудню набирало силу, и безжалостные лучи немилосердно палили, пропекая мощенные камнем мостовые и черепичные крыши домов, делая воздух жарким и тягучим.

Почти невесомая пыль, поднимавшаяся с земли от малейшего дуновения ветерка, клубилась полупрозрачной дымкой, застывая в воздухе легкими облачками. Стоило лишь выйти за порог, и жара мгновенно выжимала из тела влагу, кожа покрывалась липким потом, а вездесущая пыль налипала плотным слоем, отчего даже совсем недавно принявший ванну человек начинал чувствовать себя рудокопом, только что вылезшим из шахты.

Как это ни странно, но, несмотря на жару, улицы по-прежнему оставались людными. Правда, тем, кто добывал свой кусок хлеба трудом, было не до капризов погоды: жара ли, холод ли, проливные дожди — останешься дома, помрешь с голоду.

Лишь те, в чьих сундуках никогда не иссякали монеты, могли позволить себе такую роскошь, как ничегонеделание.

Расположившись под пестрыми полотняными навесами, они попивали так приятно освежающее легкое кисловатое вино, охлажденное в леднике, где и в самую жестокую жару легко замерзнуть насмерть. Снисходительно поглядывая на снующих на солнцепеке прохожих, перебрасываясь редкими, ленивыми фразами с такими же, как сами, отягощенными избытком досуга собеседниками, они радовались про себя, что достаток позволяет им избежать участи обремененных заботами людей.

Но не все роптали на неожиданную жару. Были и такие, кто почитал ее за благо. Эти, довольно отдуваясь и утирая струящийся по лицу пот, смаковали ароматный зеленый чай, после каждого глотка удовлетворенно цокая языком и нахваливая гостю редкостные достоинства божественного напитка, по случаю приобретенного у заезжего торговца.

Назавтра картина, как правило, менялась. Гость становился хозяином, и наступал уже его черед старательно изображать радушие и нахваливать неоспоримые качества своего, купленного втридорога душистого чая, привезенного из далекого Кхитая, который поставщик придержал специально для него, не уступив другим покупателям.

Оба при этом и не подозревали, что потчуют друг друга одним и тем же напитком, который проныра-торгаш, расписав несуществующие достоинства, продал им с огромной выгодой для себя, пользуясь жарой и спросом.

Одним словом, жизнь в огромном городе не замирала, и не только в прохладе, хранимой каменными стенами домов, и в тени защищавших от солнца навесов, но и на улицах, где раннее лето даже не приостановило мирской суеты.

Правда, днем измученное жарой нутро не принимало тяжелой пищи, зато в избытке способно было потреблять кисловатое стигийское виноградное вино, прекрасно утоляющий жажду чай, сочные туранские дыни невероятных размеров и полосатые арбузы. Многие же предпочитали аргосский темный виноград величиной со сливу, уже поспевшую в Шеме, или огромные сочные шемитские же груши, брызжущие, стоит лишь прокусить плотную шкурку, ароматным соком, нежные вендийские персики, покрытые тонкой, бархатистой кожицей — словом все, что дарило влагу и способно было хотя бы приглушить жажду, потреблялось в неимоверных количествах.