Дэвид Геммел - Сумерки героя Страница 5

Кива, свернув одеяла и привязав их у себя за седлом, принесла Нездешнему плащ и оружие.

— У вас есть какое-нибудь имя, ваша милость? Кроме «Серого Человека»?

— Не говори мне «ваша милость», — сказал он вместо ответа.

— Хорошо, Серый Человек, — с дерзкой улыбкой молвила она. — Я запомню.

Как отходчива молодость, подумал он. Кива видела смерть и разрушение, ее били, насиловали, сейчас она находится за много миль от дома в обществе чужого мужчины, но она улыбается, несмотря ни на что. Потом он заглянул в ее темные глаза и увидел следы горя и страха. Она прилагала большие усилия, чтобы казаться беззаботной и нравиться ему. Почему бы, собственно, и нет? Она крестьянка и имеет право лишь на то, что позволит ей хозяин, то есть на очень немногое. Если Нездешнему вздумается изнасиловать ее и убить, никто не учинит следствия и не станет докучать ему вопросами. В сущности, она все равно что рабыня — так почему же ей не стараться ему угодить?

— Со мной тебе ничего не грозит, — сказал он.

— Я знаю, господин. Вы хороший человек.

— Нет, не хороший, но на мое слово ты положиться можешь. Больше с тобой ничего худого не случится, и я отвезу тебя домой.

— На слова я не полагаюсь. Дядя говорил, что слова — пустой звук. Суди по делам, говорил он. Я не стану для вас обузой и буду ухаживать за вами в дороге.

— Ты меня нисколько не обременяешь, Кива, — заверил он и послал коня вперед.

Кива поравнялась с ним.

— Я сказала им, что вы придете и убьете их всех, но сама по-настоящему в это не верила. Я просто хотела, чтобы им тоже стало страшно, как мне. Вы пришли, и они перепугались. Это было здорово!

Проскакав несколько часов на юг и запад, они выбрались на старую мощеную дорогу, которая привела их к рыбачьей деревушке на берегу большой реки. Здесь было около сорока домов, большей частью каменных. Киве показалось, что люди здесь живут хорошо. Даже дети бегали в новых, без заплат, камзольчиках. И на всех были башмаки. Серого Человека сразу узнали, на улице собралась толпа. Деревенский староста, низкорослый и плотный, с редеющими светлыми волосами, протолкался вперед.

— Добро пожаловать, господин, — произнес он с низким поклоном.

Кива заметила страх в его глазах, и другие жители тоже вели себя неспокойно. Серый Человек спешился.

— Джонан, не так ли?

— Так точно, господин, Джонан, — с новым поклоном ответил староста.

— Ладно, Джонан, успокойся. Я тут проездом. Мне надо немного провизии на дорогу, а моей спутнице понадобится дорожная одежда и теплый плащ.

— Сей же час, господин. Не угодно ли пока отдохнуть у меня в доме? Жена приготовит вам закусить. Позвольте показать вам дорогу. — Староста сделал односельчанам какой-то знак, и все они согнулись в поклоне.

Кива слезла с лошади и последовала за мужчинами. Серый Человек не показывал виду, что ранен — это было бы совсем незаметно, если бы не засохшая кровь на его рваной рубашке.

Дом Джонана из обожженного кирпича был украшен мореным деревом, крыша выложена красной черепицей. Хозяин провел их в большую горницу. В северной стене имелся камин, тоже кирпичный, вокруг низкого стола стояли мягкие кожаные стулья. Отполированный до блеска пол застилали шелковые чиадзийские ковры. Серый Человек сел на стул и прислонился к высокой спинке. Молодая белокурая женщина, войдя, присела перед ним и нервно улыбнулась Киве.

— У нас есть эль, господин, и вино — что пожелаете.

— Принеси, пожалуйста, воды. Больше ничего не надо.

— Есть яблочный сок, если вам будет угодно.

— Замечательно. Пусть будет сок.

Староста переминался с ноги на ногу.

— Могу я присесть, господин?

— Разумеется, Джонан, — ведь это твой дом.

— Благодарствую. — Хозяин плюхнулся на стул напротив гостя. Кива, на которую никто не обращал внимания, устроилась, поджав ноги, на ковре. — Для нас великая честь и удовольствие видеть вас здесь. Знай мы о вашем приезде, мы устроили бы для вас пир.

Женщина вернулась с кубком яблочного сока для Серого Человека и кружкой эля для Джонана. Пятясь прочь, она поманила за собой Киву. Та встала и вместе с хозяйкой прошла на кухню. Хозяйка, хлопоча, усадила ее за сосновый стол и налила ей сок в глиняную чашку.

— Мы не знали, что он к нам собирается, — с испугом проговорила женщина, садясь напротив и закалывая свои белокурые волосы.

— Он не с досмотром приехал, — успокоила ее Кива.

— Ты уверена?

— Да. На мою деревню напали наемники, а он их выследил и убил.

— Да, это странный человек. — Руки у хозяйки дрожали. — Он тебе ничего худого не сделал?

— Он меня спас и теперь везет домой.

— Я думала, у меня сердце остановится, когда он явился.

— Значит, эта деревня тоже его?

— Как и весь Полумесяц. Он купил эти земли шесть лет назад у князя Арика, но у нас за это время был только раз. Подати мы ему платим исправно, сполна.

Кива промолчала, но подумала, что ни одна община, которая платит подати сполна, не может позволить себе такую одежду, мебель и чиадзийские ковры, да и досмотров так не опасается. Впрочем, все землепашцы и рыбаки, насколько она знала, хоть немного да недоплачивали. Ее брат всегда придерживал один мешок из двадцати и продавал зерно на рынке, чтобы позволить себе какую-нибудь маленькую роскошь — скажем, новые кожаные башмаки для себя и жены.

— Меня зовут Кона, — немного успокоившись, представилась хозяйка.

— Меня Кива.

— Солдаты многих убили у вас в деревне?

— Пятерых мужчин и трех женщин.

— Да что ты! Ужас какой.

— Они нагрянули в сумерках, и нескольким женщинам с детьми удалось убежать. Мужчины вступили с ними в сражение, и все кончилось очень быстро. — Кива вздрогнула, вспомнив об этом.

— Твой муж тоже был среди них?

— Я не замужем. Я жила в Карлисе у дяди, а когда он в прошлом году умер, перебралась к брату. Его с женой убили, а дом наш сожгли.

— Бедняжечка.

— Ничего, зато я жива.

— Тебе хорошо было у брата?

Кива покачала головой:

— Он был суров и обращался со мной как с рабыней, да и жена его была ненамного лучше.

— Ты можешь остаться здесь. Парней у нас больше, чем девушек, и ты со своим хорошеньким личиком быстро найдешь себе славного мужа.

— Я не ищу мужа. Пока.

Настало неловкое молчание, и Кона поднялась.

— Пойду соберу тебе одежду в дорогу.

Она вышла, и Кива откинулась на спинку стула. Она устала и очень хотела есть. Может, это дурно, что она не горюет по Граву, подумала она, представляя себе его широкое лицо и маленькие холодные глазки. «Он был скотина, и ты его ненавидела, — мысленно ответила она себе, — было бы лицемерием притворяться, что ты горюешь». Встав, она отрезала себе ломоть хлеба и налила еще сока. Слышно было, что в горнице разговаривают. Жуя хлеб, Кива заметила, что в стене имеется деревянная ставня, чтобы подавать в комнату еду прямо из кухни. Кива приложилась глазом к щели и увидела, как мужчины поднялись со своих мест.