Елена Волкова - Ведьма Страница 5

Ехать пришлось часа два, и к полудню добрались до маленькой деревеньки, где на улице не видно было ни одного человека. Крытые позеленевшей черепицей дома из серого камня придавали этому населенному пункту вид театральной декорации. Над некоторыми торчали антенны. Но в некоторых зияли провалы окон и крыш, и А.М. начал рассказывать, что итальянская деревня вымирает, молодеж уезжает, старики отходят в мир иной, дома ветшают — никому здесь ничего не нужно…

В одном из таких каменных домов с черепичной крышей и маленьким скучным, без цветов и растений двориком, у камина с едва тлеющими дровами сидела в примитивном кресле-каталке маленькая сухонькая старушка с подслеповатыми невыразительными глазками. Сморщенные ручки ее дрожали. Казалось, она дремала.

Маргарита остолбенела. Голове ее вдруг стало жарко, а ногам холодно. "Это ловушка, — пронеслось. — Ему просто нужна бесплатная нянька для его старухи! А живут они тут до ста лет. Б…! Для этого он меня приглашал?! Брак по-итальянски!.. Не показывать! Не подать виду! Хрен его знает, чего от него ждать. Завез… позволила завезти себя в глухомань, скотина! Физически я с ним не справлюсь…"

Уход за немощными стариками — это было последнее, чем Маргарита хотела бы заниматься в жизни. Ей всегда казалось, что последнее для нее лично занятие — это сельскохозяйственные работы и чистка конюшен и прочих помещений для скота. Но теперь даже чистка конюшен казалась ей более привлекательным делом. Не о том речь, что она считала это недостойными занятиями, грязной работой, нет — но для себя лично она не хотела этого. Она занималась офисной, бумажной работой и любила эту работу. Она любила книги. Пыталась даже сама писать кое-что, так, пустячки, волшебные сказки — наверное, все филологи грешат бумагомарательством — но все оставалось незаконченным, все руки не доходили отредактировать, откорректировать, отполировать эффектный финал и заточить его, как лезвие клинка…

Вечером, когда старушку уложили в постель, Маргарита тщательно вымыла руки — ей хотелось принять душ с большим количеством мыла — и вышла во двор курить. А.М. вышел следом:

— Тебе не следует курить при моей маме.

— Я разве курю при ней?

— Это на будущее.

"На будущее?! Ах ты…" — внутри у нее все клокотало и холодело и становилось страшно: полупустая далекая деревня, ночь… "Только бы вернуться в город!.."

— Останемся ночевать здесь или вернемся?

"Б…! Еще чего не хватало!!"

— Я ничего не взяла из вещей, — залепетала Маргарита. — Даже зубной щетки, ничего… Я хотела бы вернуться."

— Хорошо. — А.М. выглядел невозмутимым, как всегда. — Вернемся.

Обратная дорога показалась ей бесконечной. Было страшно. Ни о чем другом она не думала — только бы вернуться, а потом уже будем плакать и в очередной раз проклинать судьбу. А.М. молчал, за всю дорогу — ни слова. Маргарита тоже молчала. Она не только говорить — думать не могла ни о чем другом, как о том, чтобы схватить сумку с вещами и — на вокзал… В принципе, можно было бы бежать, даже бросив к черту вещи — паспорт и деньги при ней, а жизнь дороже барахла. "Иначе он похоронит меня в этой дыре…"

До квартиры добрались около полуночи, ужинать не поехали. А.М. направился в душ, сказав:

— Собери вещи. Завтра утром поедем. Ты ей понравилась.

"Нет, это даже не "Брак по-итальянски": никакого притворства, все просто, грубо…"

Она кое-как побросала в сумку вещи, торопясь изо всех сил. Проверила еще раз, на месте ли паспорт, билет и деньги, вышла из квартиры на цыпочках, закрыла за собой дверь и бегом рванула вниз по лестнице. По улице, на счастье, еще людной и щедро освещенной, тоже пошла торопливо, но стараясь не бежать, чтобы не подвернуть ногу, к стоянке такси.

— Железнодорожный вокзал, скорее.

— Синьорина опаздывает на поезд? Не волнуйтесь, успеем…

Она едва успела войти в вагон, как поезд тронулся и, если и дальше повезет, то она еще успевала на утренний самолет домой, если будут места, конечно — билет с "открытой датой", и не планировалось возвращаться так скоро… Она курила в тамбуре, пытаясь снять напряжение, спать не хотелось — какой тут сон… "Даже если не будет прямого рейса — любой комбинацией, через Франкфурт, Стамбул — наплевать… Ну, теперь он меня уже не достанет, главное было — выскочить из подъезда… Господи, почему он так со мной обошелся?! Что я опять сделала не так? Почему он считает, что со мной можно обращаться подобным образом?.."

Ей повезло — она успела на прямой самолет домой, успела по времени, и места были. Все-таки начало октября — уже на пик сезона. "По крайней мере, мне повезло по части бегства…"

Открывая ключом дверь в свою к квартиру, она до полусмерти напугала маму — та приходила в периоды ее отсутствий через день поливать цветы и теперь стояла в ванной комнате, закрывшись на задвижку, затаив дыхание и держа палец на последней кнопке набора номера милиции: бедная женщина решила, что лезут воры. Но по доносившимся снаружи звукам — сбрасывание туфель, шаги… - она узнала дочь. И испугалась еще сильнее.

Маргарита стояла на балконе, облокотившись о перила, глубоко затягивалась и шумно выпускала дым. Тамара Алексеевна растерялась:

— Рита, ты куришь?

— Хорошо еще, что не пью и не колюсь. Но все к тому идет.

— Что случилось? — мама, конечно, была добра и, как все нормальные мамы, переживала неудачи дочери болезненнее ее самой. — Ты так быстро вернулась…

Маргарита закрыла глаза рукой:

— Не хочу говорить об этом. Все дерьмо. В очередной раз. Самой надо пробиваться. Никто не даст нам избавленья, и свободу не подарят… Завтра я поеду к нашим в Беларусь. Мне нужно… не знаю… я уничтожена…

Она не хотела плакать при маме, и сдержалась. Просила не говорить пока Саньке, ночевавшей у бабушки в дни маминых «командировок», что вернулась. После того, как мама ушла, она дала волю всему: слезам, крику (закрывшись в туалете и прижимая ко рту подушку, чтобы не напугать соседей), мату и проклятиям. Пыталась потом остановить истерику алкоголем, но опьянения не наступало, только голова налилась свинцовой тяжестью. Наконец она устала и легла.

"Что делать? Почему со мной так поступают? Что, что я делаю не так??!! Я пыталась быть гордой и независимой — получила по соплям, пыталась быть романтичной и покорной — еще хуже. Какой же надо быть? Просто жестокой ведьмой? Как? Я ведь ничего не умею. Чтобы быть жестокой, нужно прежде всего быть сильной, уметь защитить себя и близких — в прямом и переносном смысле. А что могу я? Ничего! Значит, об меня так и будут продолжать вытирать ноги? Почему я такая невезучая? Как, как стать везучей? Просто чтобы повезло! Ерунда это все, что человек может сам себя переделать. Ничего он не может, так бы все были удачливыми, красивыми и счастливыми. "Счастье — это внутреннее состояние". Да, конечно, внутреннее, только зависит оно от внешних факторов. И не надо мне рассказывать сказки…"