Константин Кривчиков - Дочь Озара Страница 5

Мужчина взял клык в пальцы и нагнул голову к груди 'рыжей', рассматривая украшение. Оно держалось на сухожилии, продернутом через просверленное в основании клыка отверстие. Охотник не понимал, каким образом образовалось отверстие. Неужели проковыряли? Он видел много звериных зубов, знал, какие они твердые и прочные, и никогда не замечал в них таких сквозных продольных дырок. Да, удивительно… Слева и справа от лица 'бородача' в каком-то десятке сантиметров соблазнительно вздымались в такт дыханию розовые соски молодой женщины, но он, словно завороженный, смотрел на матово блестящий клык. Вид отполированной, изогнутой кости будил в сознании дикаря неясную тревогу.

Как-то неуютно он себя чувствовал, сказать бы 'не в своей тарелке', но с учетом реалий того времени точнее прозвучит: не в своей шкуре. В погоне за чужачкой 'бородач' переместился слишком далеко — далеко от сородичей, внутренняя связь с которыми, непрерывная СОПРИЧАСТНОСТЬ, ощущалась им постоянно и регулировала его поступки в нестандартных ситуациях. Эта регулирующая и направляющая функция коллективного сознания общины, представлявшего сложную телепатическую сеть, осуществлялась только в пределах ее действия. Гоняясь за 'рыжей', охотник оказался за границами сети, попав в положение ребенка, едва ли не впервые предоставленного самому себе. Да еще ночь, проведенная вне круга сородичей и уютной пещеры… Все это не придавало уверенности.

Нет, его первая сигнальная система, инстинкты, работали, как всегда четко и слаженно. Но было НЕЧТО, улавливаемое подсознанием, беспокоившее и создававшее проблему, которую 'бородач' не мог разрешить, потому что не мог классифицировать без помощи коллективного 'я'.

Охотник отступил на шаг и, наклонив голову, не мигая, уставился в темно-синие, почти черные, глаза 'рыжей'. Та робко улыбнулась — ужас, который она испытала вчера, уже рассеялся. Но страх перед суровым, жутковатого вида незнакомцем с мощными мышцами и агрессивной тяжелой челюстью, покрытой взлохмаченной растительностью темно-бурого цвета, продолжал гнездиться в глубине ее души. И еще — внешность охотника вызывала в памяти 'рыжей' смутную ассоциацию, настолько тревожную и угрожающую, что девушка опасалась: будучи растревоженным, воспоминание обернется жуткой реальностью…

'Бородач' угрюмо смотрел на чужачку, а та натянуто улыбалась — ночью грозный незнакомец вел себя вполне миролюбиво, но, кто его знает, чего у него на уме? Он совсем не походил на людей ее племени: высоких, стройных, светлокожих… Руки и ноги чужака покрывала густая бурая шерсть, но особенно девушку смущал и даже пугал смуглый цвет кожи 'бородача'. Темный, точнее, черный цвет кожи по рассказам сородичей девушки имели дикари-людоеды. Но 'рыжая' гнала от себя ужасную мысль. Нет, он ведь не черный, а коричневый — утешала она себя. Даже светло-коричневый. Наверное, оттого что много находится под солнцем, моя кожа тоже темнеет летом — думала девушка. К тому же, он совсем не злится и кажется добрым, даже милым. Только, неразговорчивый какой-то.

Под пристальным взглядом 'рыжая' терялась и нервничала. Из своего относительно небольшого житейского опыта общения, из разговоров с матерью девушка знала, что наибольшую опасность представляют незнакомые люди — никогда заранее не известно, как такой человек себя поведет. И инстинкты, и накопленный опыт предков, гнездившийся в подсознании, подсказывал — надо как-то сблизиться с незнакомцем, найти ОБЩИЙ ЯЗЫК.

А что если?

Она медленно приложила ладонь к своей груди и с выражением повторила два раза по слогам:

— Ва-да, Ва-да.

Потом показала ладонью на 'бородача' и спросила:

— А тебя?

Мужчина наклонил голову вбок. Маневр белокожей девушки привел его в явное замешательство. Неужели она называет свое имя? До этого он слышал от чужачки только вопли, плач и повизгивание и относился к ней, скорее, как к бессловесному зверьку. Зверьку пусть и забавному, отчасти даже симпатичному, но все-таки примитивному, очевидно не равному ему, лучшему в общине охотнику, существу. А тут…

Девушка тоже выглядела озадаченной и расстроенной молчанием 'бородача'. Она снова прикоснулась к груди (ладошка аккуратно закрыла левый сосок) и повторила:

— Ва-да.

Мужчина неуверенно протянул в сторону 'рыжей' руку и произнес с вопросительной интонацией:

— Ва-да?

Чужачка довольно закивала — да, да. 'Бородач' хлопнул себя по груди и выкрикнул так, что 'собеседница' вздрогнула и присела:

— Гар!

Поняв, что перестарался, мужчина продублировал уже спокойнее и тише, даже с некоторым изяществом раскатив последнюю гласную:

— Гар-р.

Свое прозвище 'бородач' получил давно, еще в совсем юном возрасте, благодаря забавному происшествию. Он сидел на земле и обсасывал и без того отполированную многими зубами и губами заячью косточку, когда к нему подошел кто-то из взрослых сородичей. Решив поиграть с малышом, мужчина схватил косточку за свободный конец (второй находился у ребенка во рту) и слегка потянул на себя. Но не тут-то было! Мальчуган, выпустив кость изо рта, издал визгливый рык 'Гар-р!', и вцепился зубами в палец обидчика. Под хохот и хрюканье любопытствующих сородичей, ошарашенный шутник не без труда вырвал изо рта рассвирепевшего малыша прокушенный до крови палец. Покрутив его перед носом, мужчина уже собрался звездануть воинственного засранца по лбу, но, поняв комичность ситуации, удержался. Затем сам пару раз хрюкнул, поддерживая общее веселье, ткнул, в продолжавшего рычать мальчонку, окровавленным перстом и громко рыкнул в ответ: 'Гар-р!'. Так наш герой, значительно раньше сверстников, получил настоящее имя и полезную в первобытном обществе репутацию парня, которому палец в рот не клади.

— Гар-р, — с легкой игривой картавостью повторила чужачка и, призвав на помощь ладошку, закрепила пройденный материал. — Я — Вада, тебя зовут Гар-р.

Собеседник понял не все, но переспросить, возможно, постеснялся — лишь одобрительно повел носом. Мужчина и женщина смотрели друг на друга, и уголки губ у обоих подрагивали в добродушном оскале, означавшем улыбку и дружелюбие. Они явно находили общий язык, и это вызывало обоюдную симпатию.

Но на пустой желудок общалось плохо, и Гар повел новую знакомую к запруде, где произошла их первая встреча.

Когда охотник с Вадой подошли к запруде, в силках уже бились (день начинался на редкость удачно) две крупные птицы. Гар придушил добычу и, пользуясь в основном выразительными жестами и междометиями, объяснил спутнице, что есть ЭТО пока нельзя.

Вада спокойно, хотя и с некоторым разочарованием в глазах, согласно кивнула, продолжив подтверждать статус смышленой особы. Отойдя от испуга и переживаний последних суток и удостоверившись в мирных и даже благожелательных намерениях спутника, она так освоилась, что вскоре, к изумлению мужчины, начала бойко лопотать. И тут охотник окончательно убедился в том, что доселе молчаливая чужачка, при первом рассмотрении способная издавать только вопли и всхлипывания, на деле превосходно (куда лучше Гара!) владеет речью и знает очень много слов.