Саймон Грин - Хок и Фишер Страница 5

– Большой, правда? – сказала Фишер.

– Да уж, – ответил Хок. – Как только я откину крышку, вонзай кол ему в сердце, а я отрублю мертвецу голову. У вампира нет никаких шансов.

– Договорились, – кивнула Изабель. – Мы с тобой проделали немало грязной работы, но последнее задание, по-моему, самое грязное.

– Вспомни девочку, – резко произнес Хок. – Ну, начали…

Они наклонили гроб, крышка открылась, отбросив их в сторону. Вампир сидел, нагло уставившись на них и оскалив в усмешке ужасные зубы. Хок до боли сжал рукоятку топора. Он-то думал, что знает, как выглядят вампиры, но сейчас понял, что ошибался. Существо, сидевшее перед ним, когда-то, возможно, и было живым человеком, но сейчас ничем его не напоминало. Перед ними был труп, давно умерший и похороненный, но приобретший способность покидать могилу. Морщины бороздили впалые щеки с синеватыми пятнами на бледной коже. Глаза – отвратительного желтого цвета, без зрачков и радужки. Длинные седые пряди свисали вокруг лица. Руки мертвеца были неестественно тонки, пальцы напоминали когти. Но самое ужасное ожидало Хока и Фишер впереди. Когда темные одежды вампира распахнулись, они увидели его тело, покрытое могильной плесенью, мхом и лишайниками. Грудь мертвеца не вздымалась – воздух ему не требовался. Запах гниющего мяса стал просто непереносимым.

Легким бесшумным движением вампир поднялся из гроба. Хок, отвернувшись от его пустых желтых глаз, вдруг осознал, что свет уже не пробивается сквозь щели в ставнях.

– Мы опоздали! – воскликнул он. – Солнце село…

Движения вампира были абсолютно бесшумны. Фишер громко потянула носом.

– Грязный, вонючий ублюдок, – прошипела она. – Лежишь ты или стоишь – мне без разницы! Приступим, Хок!

Хок кивнул и бросился вперед, обеими руками направив спой топор в шею вампира. Вампир невозмутимо поднял тонкую руку, чтобы блокировать удар, и тяжелый топор, спружинив, отскочил, как будто налетел на стальную преграду. Тогда на него ринулась Фишер, орудуя деревянным колом, словно кинжалом. Вампир, легко уклонившись от удара, неуловимым движением отправил ее в нокдаун. Изабель на мгновение потеряла сознание; придя в себя, она сжала деревянный кол и попыталась подняться на подкашивающихся ногах. Вампир, взглянув на нее, внезапно рассмеялся.

Хок снова бросился на него, но опять неудачно – топор отлетел в сторону, костлявые руки вампира едва не схватили его за шею. Хок стал искать другое оружие. Вампир снова рассмеялся, повернулся к Фишер и вцепился в плечо: она закричала, почувствовав пальцы-когти на своем теле. Кровь рекой потекла по руке. Фишер попыталась освободиться, но безуспешно. Вампир медленно подтягивал се к себе, обнажая в отвратительной усмешке свои клыки. Фишер снова попыталась ударить его колом. Вампир, перехватив ее руку, так сильно крутанул запястье, что от боли пальцы Изабель разжались, кол выпал, откатился в сторону и исчез в темноте.

Хок беспомощно озирался вокруг. Он наконец нашел свой топор, но было бесполезно атаковать вампира таким оружием: сталь не причиняла ему вреда. Необходим деревянный кол… Хок побагровел от ярости. И вдруг взгляд его упал на гроб. Вампир всегда возвращается в него с наступлением дня… Хок усмехнулся – решение было найдено.

Шагнув вперед, он обрушил свой топор на стенку гроба. Твердое дерево дало трещину. Хок вытащил лезвие и ударил снова. Щенки полетели во нее стороны. Вампир, отбросив Фишер, ринулся вперед, но опоздал. Хок схватил самую большую щенку и направил ее в грудь живого мертвеца. На какое-то мгновение они оказались лицом к лицу. Желтые глаза и ужасные клыки находились буквально в сантиметре от лица Хока. Но внезапно вампир начал оседать и упал, издавая странные звуки и пытаясь вырвать щепку из своего тела. Хок, сделав шаг назад, схватил свой топор и обухом забил щепку прямо в сердце вампира. Живой мертвец визжал, пытаясь достать Стража когтями, но напрасно. Хок все глубже и глубже забивал деревянную щепку ему в грудь – при каждом ударе перед его глазами вставало лицо мертвой девочки, подвешенной на крюке. Наконец он понял, что вампир больше не сопротивляется. Фишер, стоя на коленях у него за спиной, устало произнесла:

– Все в порядке, Хок… Конец…

Хок посмотрел на вампира. Грязно-желтые глаза остекленели, костлявые руки не двигались. Он поднял топор и отрубил голову твари. Когда стальное лезвие врезалось в пол, вампир дернулся в последней агонии, весь как бы сжался, и через мгновение от него осталась лишь горстка пыли. Хок, тяжело вздохнув, выдернул топор из пола и присел на корточки. Напряжение отпустило.

– Ты в порядке, девочка? – заботливо обратился он к жене.

– Жить буду, – лаконично ответила Изабель. Хок чуть улыбнулся.

– Ну что ж, с вампиром мы разделались. Не совсем по-книжному, но все же…

Преодолевая боль, Хок и Фишер поднялись на ноги и, поддерживая друг друга, спустились на первый этаж. Они оставили Треска и его дочь в той же комнате. С кремированием придется подождать. Медленно миновав темный холл, вышли на Чандлер Лейн. По-прежнему было жарко и душно. С соседнего завода, как и раньше, резко тянуло дымом. Но после всего пережитого грязная улочка показалась им раем.

– А знаешь, – внезапно воскликнул Хок, – существует же все-таки более легкий способ зарабатывать себе на жизнь!

2. ДРУЗЬЯ, ВРАГИ И ПОЛИТИКИ

Вечеринка в доме чародея Гонта только начиналась. Старинный дом чародея располагался в одном из лучших районов Хейвена. Прием проходил в гостиной, огромной комнате, занимавшей практически половину первого этажа. И стены гостиной, украшенные изящной резьбой, и потолок, расписанный самым известным художником, – все свидетельствовало о вкусе хозяина. Гостиная чародея была обставлена великолепной антикварной мебелью. Элегантные столы и кресла удачно сочетались с остальной мебелью в стиле барокко.

Вечеринки в этом доме славились на весь Хейвен: здесь бывали только самые известные люди, еда подавалась действительно изысканная, а уж про вина не стоило и говорить. Приглашения к Гонту добивались даже высокопоставленные чиновники. Со времени приобретения дома де Феррьеров четыре года назад Гонт поднялся по социальной лестнице с такой скоростью, о которой другие могли лишь мечтать. Он не считался снобом. На его вечеринках встречались политики, бизнесмены и аристократы. Однако сегодняшний вечер – сугубо интимный, для нескольких близких друзей. Советник Вильям Блекстоун отмечал первую годовщину своей политической деятельности.

Блекстоун был крупный тяжеловесный мужчина. Возраст его приближался к пятидесяти. Всегда прекрасно одетый, изысканно вежливый и обезоруживающе добродушный, Блекстоун скрывал за дежурной улыбкой политика сердце настоящего фанатика. Он слыл реформатором и никогда не соглашался на компромиссы. За один-единственный год он успел сделать для города больше, чем весь Совет, вместе взятый. Тем самым он снискал популярность на окраинах, а среди сильных мира сего, которых не тревожила темная сторона жизни города, у него появилось немало врагов. В отличие от тех, кого не беспокоило несчастье других, Блекстоун, будучи достаточно богатым, вкладывал деньги в то, что обещал. К концу первого срока деятельности его шансы на переизбрание оценивали как четыре тысячи к одному. Блекстоун, узнав об этом, расхохотался и заключил пари на тысячу золотых сам с собой.