Йан Грэхем - Монумент Страница 5

– Я… э… Вы голодны?

– А ты как думаешь? – проворчал Баллас. – Все эти дни я жрал какой-то сраный бульон. Разумеется, голоден… – Тут его взгляд упал на полку, где среди прочего стояло несколько винных бутылок. – Но еще больше я хочу выпить. – Баллас шагнул к полке, ухватил бутыль и принялся выдирать пробку.

Священник вскочил на ноги.

– Нет! – воскликнул он, пытаясь вырвать бутылку из рук Балласа. – Прошу вас! Это нельзя пить просто так! Запрещено!

– Да ну? И почему же? – Баллас посмотрел бутылку на свет. – Что там, святоша? Сдается мне – вино. А может, я ошибаюсь? Может, это моча святого мученика, а? Или блевотина Благого Магистра?

– Святое вино, – пробормотал Бретриен. – Его делают в монастыре Брандистера, а Благие Магистры освящают в соответствии со строжайшими ритуалами, предписанными Пилигримами… – Он запнулся. – Святое вино дозволяется вкушать во время церковной службы – и только. Иначе это великий грех, и такое деяние сулит несчастья. Прошу вас: отдайте!

– А есть у тебя вино, которое можно пить? – Баллас неохотно вернул Бретриену бутыль. – Не святое?

Юноша покачал головой.

Баллас нахмурился. Везет как утопленнику. Может, дешевле было сдохнуть, чем оказаться в доме этого святоши? Бретриен баюкал бутылку в руках, точно младенца. Потом осторожно водрузил ее на полку. Баллас хмыкнул.

– Ну ладно, а жратва у тебя есть?

– Да-да, конечно. Овсяная каша, картошка, морковка…

– А мясо?

– Четверо не дозволяют своим служителям употреблять в пищу плоть животных, – сказал Бретриен с легкой укоризной в голосе. – Поэтому мяса у меня нет. Извините…

Баллас углядел на столе четвертушку сыра, завернутого в льняную тряпицу. Он ухватил его, отломил кусок и закинул в рот. Губы тут же отозвались болью, на куске сыра осталась кровь. Баллас осторожно прожевал, оберегая разбитые зубы. Сыр был водянистым, безвкусным.

– Дрянь, – пробормотал Баллас, швыряя сыр обратно на стол.

Молодой жрец смотрел на него. В ясных голубых глазах читались беспокойство и неуверенность.

– Что-то не нравится, святоша? – спросил Баллас.

– Я… – Бретриен запнулся, словно пытаясь скрыть свои истинные чувства. – Если вам так уж хочется мяса, можно купить его на рынке.

Баллас издал невеселый смешок.

– По-твоему, у меня водятся денежки?

Бретриен порылся в складках одеяния и достал кошелек.

– Вот два пенни. Этого должно хватить.

Баллас обозрел медные монеты в ладони священника. Потом перевел взгляд на него самого.

– Ну что же вы? – досадливо сказал Бретриен. – Возьмите их, если и впрямь не можете обойтись без мяса.

Пожав плечами, Баллас забрал деньги. «Да ты и впрямь святой, – мысленно проговорил он. – Или же, что вернее, тот еще олух».

– У вас кровь идет, – заметил Бретриен. И впрямь, алые капли сочились из-под рукава рубахи. – Вы уверены, что сумеете дойти до рынка?

– Скоро выясним, – буркнул Баллас.

– Да. Думаю, сумеете. – Бретриен захлопал ресницами. – Я бы… э… Скажите, не могли бы вы оказать мне любезность? Это сущая ерунда, но… Вы меня очень обяжете.

– Короче, ты меня лечил, чтобы сделать мальчиком на побегушках? – хмыкнул Баллас. – Так, что ли, получается?

– Разумеется, нет! – воскликнул юноша, вертя в пальцах треугольный медальон. – Я просто… Вы были ранены, а Четверо предписывают нам заботиться о ближних своих в болезни и в горести… Вот и все. Я не собирался… – он запнулся, подбирая слова, – требовать что-то взамен. Отнюдь…

Поведение священника раздражало Балласа. Каждое движение, каждый взгляд, каждое нервное прикосновение к медальону скребло по нервам. Святоша был робок, как мышь. Что ж, неудивительно, что он встревожен. Не каждый день в твоем доме появляется избитый, истекающий кровью и дышащий перегаром незнакомец, чьи манеры далеки от совершенства. Но Бретриен, на взгляд Балласа, излишне нервничал – будто ожидал, что чужак в любой момент может на него наброситься… Ну да ладно. Валдае решил, что покинет обиталище священника в наиближайшее время. Такие места не для него. Лучше снова скитаться по борделям и кабакам, чем лишний день вдыхать затхлый воздух этого дома…

– Так вы исполните мое поручение? – Бретриен снова извлек кошелек. – Дело-то, в общем, нетрудное. – Он достал еще три монеты. – Один мой знакомый, по имени Кальден… Он оказал вам первую помощь и объяснил, как нужно за вами ухаживать. Хороший человек. Умный и сострадательный – а такое сочетание нечасто встречается в наше время… Так вот я…

– Короче, – перебил Баллас. – Что надо сделать? Священник замялся.

– Ну?

– Он вылечил вас, – пробормотал Бретриен. – И принес много всего из своих личных запасов. Травы, лекарства, инструменты. Я должен ему заплатить. Он отнюдь не богат…

– А вот здесь ты ошибаешься, – злорадно сказал Баллас. – Ни разу еще не встречал бедного врача. Они – что твои пиявки. Паразиты. Те высасывают кровь, а эти – деньги. Что оставляет врач после себя? Здорового банкрота, вот что. Они жиреют и наживаются на наших болезнях!

– Кальден не врач, – возразил Бретриен. – Он смотритель музея на улице Полумесяца. Зайдите туда и отдайте ему эти деньги. Я думаю, Кальден будет рад вас видеть: он не верил, что вам удастся выжить. И тем более – так быстро выздороветь. У вас сильный организм. Он…

– Я все сделаю, – перебил Баллас, принимая монеты.

– Вы знаете, где находится улица Полумесяца?

– А там поблизости есть кабаки?

– Думаю, да.

– Тогда найду.

Пять пенни! Баллас сжал кулак, чувствуя, как твердые края монет врезаются в ладонь. Какое приятное ощущение! Пять пенни – это вечер с вином, элем и девками… Эх, кабы все кражи в мире совершались так же легко! Какой простой и приятной была бы жизнь, будь все люди наивны и легковерны, как этот священничек.

– Передайте Кальдену мои наилучшие пожелания, – сказал юноша.

Слова его догнали Балласа уже на пороге…

Баллас неторопливо шел по Соритерату. Оказывается, за дни, проведенные в затхлом жилище священника, он успел привыкнуть к теплу. Уличный мороз обрушился на него резко и внезапно. Он почти успел позабыть, что грядет зима. Что очень скоро в Друин заявятся ледяные ветры и метели. Ляжет снег. Земля затвердеет, как камень, и канавы, где он обычно спал, будут завалены высокими сугробами…

Двадцать последних лет из прожитых сорока пяти Баллас бродяжничал. Он знал, что такое мороз, дождь и ветер. Не раз и не два ему случалось промокнуть до нитки или трястись от холода…

На пути в Кранстин-Мор он спал в канаве. Ночью ударил мороз, и поутру Баллас обнаружил, что почти целиком закопался в землю. Рубаха заледенела и стала твердой, как доска, пальцы изодрались в кровь… В другой раз, в городе Геналлин, он основательно нажравшись, свалился в пруд. Добрых две недели после того одежда не желала просыхать и по утрам искрилась кристалликами льда… А на дороге из Коарта в Фалранан, под нескончаемым ветром и градом, он едва не загнулся от истощения и холода. Тогда его спас проезжий купец. Дал Балласу сухую одежду, накормил и влил в него добрых полбутылки виски. Потом развел костер и долго растирал ему руки и ноги. Баллас был искренне растроган такой добротой и бескорыстием… что, впрочем, не помешало ему наутро ограбить купца, приложив того – для верности – поленом по голове.